Татьяна Дубровина - Все или ничего
— Что?! Где?! — подскочил он, непонимающе моргая…
Два пятна у его лица — яркое пламя и черный уголек… Два смеющихся лица — оба родные и дорогие… И оба такие лукавые…
— Вот я вас! — прорычал он, обхватил их обоих за шеи и притянул к себе.
Они втроем забарахтались на постели, устроили сумасшедшую кутерьму, разом нарушив строгий Зинаидин порядок.
Кружились над головами перья из разбросанных подушек, опрокидывались стулья, скомкалось под ногами шелковое покрывало…
— Горит! — выкрикнул Петька.
— Туши ее, туши! — азартно подхватил Владимир, пытаясь набросить Ирине на голову простыню.
— Да не Ирка! Омлет! — завопил сын.
…Ну и пусть подгорел! Так даже вкуснее. Зато сделали сами, без чьей-либо помощи!
Как раз обсуждая с гордостью свою нынешнюю самостоятельность, они и вспомнили о Зинаиде.
Владимир поискал в записной книжке ее домашний телефон, набрал номер. Гудки…
— Странно… — протянул он, начиная беспокоиться.
Все-таки человек исчез, не иголка… И тайком, не объяснившись…
Владимир такого не понимал и не принимал, он предпочитал действовать всегда напрямик. Но не бросать же сейчас все ради поисков закапризничавшей Зинаиды!
Хорошо, что есть палочка-выручалочка в лице незаменимого Ивана Алексеевича… Ему-то Владимир и позвонил.
«Жук» с удовольствием вызвался взять на себя обязанность наведаться по месту прописки уважаемой Зинаиды Леонидовны и лично выяснить, что стряслось.
На всякий случай, крякнув и покосившись на Ирину. Владимир сообщил ему координаты частных детективов, которых нанимал для поисков Ирины. Чем черт не шутит, может, пригодятся.
А с Зинаидой Леонидовной сегодня и впрямь творилось что-то необычное. Мало того, что собственный внешний вид ее совершенно перестал интересовать, так еще — о ужас! — случилось небывалое: последний, самый красивый пирог… подгорел.
Это у нее-то! У такой безупречной хозяйки!
Видно, день такой выдался.
Она носилась по кухне с тряпкой в руках, размахивала ею, выгоняя вонючую гарь в распахнутое окно… Даже некогда было к телефону подойти…
И звонок в дверь она тоже расслышала не сразу. Сообразила только, когда он затих, и только тогда метнулась открывать, раскрасневшаяся, растрепанная, с опухшими от слез и дыма глазами.
На пороге стоял Иван Алексеевич.
Почему-то, отправившись на поиски Зинаиды Леонидовны, он облачился в парадный костюм, крахмальную рубашку, а в руках нервно сжимал огромный букет дорогих орхидей.
Сейчас он не был похож на жука, скорее — на забавного, пухленького Винни-Пуха. И совершенно как медвежонок забормотал, бочком протискиваясь в узкую прихожую, тесня дородную Зинаиду Леонидовну:
— Как я счастлив… Наконец-то!
Он восторженно оглядел ее снизу вверх всю — от растрепанной белесой головы, красного, вспухшего носика, высокой объемной груди… до ситцевого домашнего халатика и босых ступней — и выдохнул восхищенно:
— Вы богиня! Венера Милосская… Девушка с веслом!
— Ой, что вы! Что вы! — смутилась она, одернула халатик и спрятала за спину тряпку, приняв позу, точь-в-точь как у Венеры Милосской.
— Вы свободны! — выпалил Иван Алексеевич, словно Зинаида не из домработниц ушла, а получила развод у мужа-тирана.
— Да… — вздохнув, подтвердила она.
— И наконец-то я могу сделать вам предложение!
Зинаида Леонидовна шмыгнула носом, приосанилась и басовито поинтересовалась:
— На каких условиях?
— О каких условиях вы говорите, богиня?! — патетически воскликнул Иван Алексеевич. — Как прикажете!
— Ну, в общих чертах вы в курсе, — с достоинством отозвалась Зинаида. — Не хуже, чем у Владимира Павловича…
— У Владимира?! — задохнулся от благородного возмущения Иван Алексеевич. — Да он просто… изверг! Олух царя небесного! Не оценить по достоинству такую женщину!
— Да, — подтвердила Зинаида и обиженно поджала губы. — Не оценил…
— И слава Богу!
Зинаида Леонидовна удивленно уставилась на него.
— Вы что же… рады?
— Конечно! Я столько ждал… Мне нужны только вы!
Она польщенно зарделась:
— Ну уж… Неужто так трудно найти помощницу по хозяйству?
Тут уж Иван Алексеевич несказанно изумился:
— Да разве такой женщине, как вы, надо проводить свой век в хлопотах по чужому дому?!
— Что-то я не пойму, вы мне какое предложение делаете?
— Руки и сердца…
Иван Алексеевич картинно встал на одно колено и преподнес Зинаиде букет сиреневатых орхидей.
— Вы серьезно? — обомлела она.
— Как вы можете сомневаться? — горячо заверил он. — Я прошу вас стать моей женой. Вы согласны?
Сердечко Зинаиды екнуло от радости, однако неистребимая женская кокетливость не дала ей вот так сразу сдаться.
Она жеманно поджала губки и протянула:
— Ах, это так неожиданно… вот так сразу… Мне надо подумать…
— Сколько угодно, — великодушно заверил Иван Алексеевич и торопливо добавил: — Только недолго!
Конечно же каждой женщине приятно видеть перед собой коленопреклоненного мужчину, однако в этом положении он едва доставал статной Зинаиде до того места, где должна быть обозначена талия. Несолидно как-то…
Она посмотрела на него сверху вниз и решительно потребовала:
— Поднимитесь немедленно. И идемте пить чай.
Зинаида Леонидовна вновь ощущала себя царицей. Она проводила гостя с истинно королевской статью в свои хоромы — крохотную кухоньку.
Вот и пироги пригодились!
Круглое румяное личико Ивана Алексеевича осветилось счастливой улыбкой. Он втянул носом сдобный аромат и просиял, как ребенок.
— Мои любимые… С поджаристой корочкой…
— Вы шутите?
— Ничуть. Обожаю, когда хрустит на зубах…
И Зинаида Леонидовна усадила новоиспеченного жениха на табуреточку, захлопотала вокруг стола, выставляя чашки, варенье, пироги. Да все затейливые, с золотистыми кренделями поверх аппетитной начинки, духовито благоухающие яблоками и смородиной, рыбой и капусткой…
Жених действительно начал с поджаристой корочки и так вкусно хрустел ею, блаженно жмурясь, что Зинаида почувствовала гордость оттого, что угодила даже на такой непредсказуемый вкус.
Она подкладывала гостю на тарелку все новые куски, и они исчезали с фантастической скоростью, даже крошек не оставалось.
Сама же она села напротив, по-бабьи подперла щеку ладошкой, совершенно забыв, что непричесана, что халатик старенький и к тому же пуговица отсутствует на груди, а в открывшемся проеме выступает часто вздымающийся налитой бюст.