Барбара Виктор - Новости любви
– Эллиот Джеймс уже пришел? – спрашиваю я, подавляя в себе дурацкое желание дружески обнять эту девочку.
Будет лучше, если в своей жизни я не стану бросаться из одной крайности в другую.
– Нет, думаю, еще нет, – застенчиво говорит она. – Может быть, вы хотите подождать у него в кабинете? Вам будет там гораздо удобнее.
Дафна цокает шпильками своих дешевых черных туфелек и летит по направлению к кабинету Эллиота. Вдруг сразу трос коллег, с которыми я работала еще в те времена, когда приберегала свои яичники для будущего суженого, хором выдохнули одно и то же:
– Бедняга Джой! Какая трагедия!..
Я вижу перед собой Агнесу Фарли. Она весит центнер, а может, и поболее и носит брючные костюмы пастельных тонов. Она гримировала меня каждый вечер, когда я еще выходила в эфир в местных новостях.
– Я за тебя молилась, Мэгги, – говорит она, отбрасывая со лба прядку блондинистых волос, немыслимо пережженных перекисью.
– О, Агнеса, – отвечаю я, тронутая до глубины души, – спасибо тебе!
Рядом с ней стоит высокий и худой Питер Темплтон. У него длинное лицо, огромный нос, и на нем всегдашний его крысино-серый свитер. Он мой первый рабочий режиссер, еще в те времена, когда я вела криминальную хронику.
– Мэгги, – говорит он и обнимает меня, – я очень часто вспоминал о тебе.
– Я знаю, – говорю я, пожимая его руку.
А вот и Джек Рошанский, который год от года все больше напоминает китайского болванчика. У него совершенно лысая голова, которая к тому же блестит, как навощенная, и огромное пузо, мимо которого трудно протиснуться. Он тоже обнимает меня.
– Жизнь – дерьмо, – лаконично замечает он. Истина довольно горькая, надо сказать.
Между тем Дафна, которая стоит рядом, напряженно ловит каждое наше слово, словно боится упустить самый главный «профессиональный» секрет. Нечто такое, что связывало воедино всех этих людей, то есть нас, а теперь заставляет так остро переживать потерю человека, который был частью нашего коллектива. Что ж, вполне ВОЗМОЖНО, она и переймет у нас кое-что такое, чему не учат ни в каких колледжах. То неуловимое, что называется профессиональной солидарностью.
– Тут такое творилось, – говорит Джек. – Когда шел твой репортаж, я хочу сказать.
– Удивляюсь, как ты вообще нашла в себе силы говорить, – вздыхает Пит.
У меня нет никаких сомнений в том, что я для них – единственная связь с реальным миром, человек, который видел все своими глазами. Как они для меня – единственные люди, через которых я могу узнать реакцию на то ужасное, что случилось, всех остальных, кто работает в отделе новостей и кто знал и любил Джоя так же, как и я. Они чувствуют потребность узнать все подробности трагедии. Иначе не найдут покоя, не смогут примириться с происшедшим… Дафна придвигается к нам поближе. Она надеется услышать все версии этой истории, которая и теперь кажется каким-то дурным сном. Мы, которые потеряли нашего Джоя, просто не можем в это поверить.
– Убили одного из нас, – рыдая, говорил в тот день Крис Ринглер. – Нас стало меньше…
Они рассказывают мне о той неразберихе, которая царила в студии в тот день.
– Из агентства в Иерусалиме позвонили прямо начальству, – восклицает Питер, – я думаю, самому Грэйсону.
Питер как раз сидел с Эллиотом, и благодаря этому узнал о сообщении, что группа Ай-би-эн в Ливане вроде бы попала в засаду. Начальство получило настораживающие сведения о том, что несколько человек получили ранения.
– Никто даже предположить не мог, что там случилось, – продолжает Питер. – Нас попросили подождать, пока не выяснится все подробно.
Грэйсон позвонил в отдел новостей, как только получил первую информацию об этом событии. Он распорядился, чтобы Эллиот не отходил от мониторов телексов и факсов на тот случай, если сюда новая информация поступит раньше.
– И действительно, в тот день на наших письменных столах скопились рулоны факсовых сообщений. Мы не выходили на улицу до позднего вечера, стараясь не пропустить сообщений о Джое, – с грустной улыбкой говорит Джек.
Я закрываю глаза и пытаюсь воспроизвести в памяти всю цепочку событий того дня. Сначала за останками Джоя приехал на израильском танке Ринглер. Он не покидал танк до тех пор, пока останки не перевезли в Бейрут. Для этого тело Джоя переложили на прицеп, на котором и переправили через границу. Остаток пути до Бейрута Ринглер проделал на джипе вместе со мной и Ави. Когда мы наконец добрались до «Коммандор-отеля», то сразу бросились искать телефон. Крис орал на ошарашенного служащего из администрации отеля и пытался втолковать, что случилось чрезвычайное происшествие и у нас нет времени обшаривать город в поисках телефона-автомата, большинство которых, кстати, не работало. Служащий колебался. Его глаза были прикованы к моей футболке, сплошь забрызганной кровью. Выручил Ави, который обратился к нему по-арабски и приказал разыскать телефон. Нам казалось, что мы прождали целую вечность, пока не появился служащий и не сообщил, что прозвониться в Иерусалим невозможно – взрывами нескольких мощных бомб повреждены телефонные кабели. Мы еще не знали о том, что немного позже группа ирландского телевидения, находившаяся в районе Сабры, сообщила о случившемся в отделение Ай-би-эн в Иерусалиме. Проблема заключалась в том, что никто не знал о масштабах трагедии. Добыть какую-либо информацию из израильских военных источников не было никакой возможности. Именно поэтому первоначально Грэйсон и получил неточные сведения.
– У меня есть одна фотография Джоя, – говорит Агнеса, вытирая слезы. – Он на ней вместе с двумя палестинскими ребятишками.
– Он о них заботился как мог, – объясняю я. – Он приносил им что-нибудь поесть и разговаривал с ними.
У меня не хватает духу рассказать Агнесс о том, что перед самой гибелью Джоя у него на руках умирал от менингита один палестинский малыш. Джой прибежал ко мне, умоляя, чтобы я пришла к умирающему мальчику. Он просил, чтобы я что-то почитала или рассказала ему. Успокоила, чтобы малыш не плакал. Кто мог помыслить, что через несколько секунд не станет самого Джоя.
– Я спешил изо всех сил, чтобы пленка была готова до вечернего эфира, – говорит Джек. – Когда я зашел в кабинет Эллиота, тот сидел на столе, держа сразу две телефонные трубки и отдавая распоряжения сразу трем секретаршам, которые как сумасшедшие то вбегали, то выбегали, отвечая на телефонные звонки и отбирая информацию, поступавшую от начальства.
– Наконец в отдел спустился Грэйсон с телексом в руках, – говорит Питер. – Он отдал его Эллиоту, чтобы тот прочел. Грэйсон просто рухнул на стул, а все остальные замерли, потрясенные известием. Никто не уходил домой.
