Кэролайн Хаддад - Отмщение
— Обычное дело, люди часто поливают друг друга грязью во время разводов, — сказал ей адвокат. — Не надо зря беспокоиться.
Но Киттен не могла успокоиться. Вранье Томми Паттерсона могло ей сломать карьеру. Поэтому Киттен пока решила не разводиться, чтобы не поднимать лишнего шума. Они с Томми по-прежнему вместе жили в его доме «Ми асиенда», но не спали вместе. Отныне у каждого из них была своя отдельная жизнь. А вскоре Киттен встретила Давида Тернера.
Журналы для киноманов были правы — Киттен часто влюблялась в своих партнеров по фильму. Правда, не со всеми из них спала. В этом смысле Давид Тернер появился в ее жизни в самый подходящий момент. Женщину легко соблазнить, когда у нее в любовных делах наступает кризис. Когда Киттен впервые увидела Давида, его тело, его глаза, то сразу поняла, что связь с ним будет приятной и долгой, по крайней мере, до конца съемок фильма. В этом остросюжетном приключенческом фильме действие происходило в Югославии. Давид играл роль нелегального торговца оружием, а она — монахини. Оба были вовлечены в международную шайку наемных террористов, которые совершили преступление века. Несмотря на то что Киттен играла монахиню, фильм изобиловал любовными сценами, скупыми в начале фильма и более бурными к концу. А в финале и вовсе она сбросила свое монашеское облачение, а он снял штаны, и последовала жутко эротическая сцена, которую они много раз репетировали без камер в полном уединении.
— Отлично! — похвалил директор фильма, увидев днем их хорошо отрепетированную игру.
Сцена действительно выглядела столь правдоподобно, что газетчики без особого труда вычислили их интимную связь.
— У нас с Давидом очень хорошие отношения, — так ответила Киттен на назойливые расспросы въедливого журналиста.
— А как же ваш брак с Томми Паттерсоном? — допытывался журналист. — Вы не собираетесь разводиться?
— У Томми очень широкие взгляды на брак, — соврала Киттен.
На самом же деле Томми бился в истерике, в неистовстве исходил криком о том, что она перед всеми выставляет его идиотом. Но адвокат обнадежил ее, что чем дольше будет продолжаться ее связь с Давидом, тем лучше — легче будет провести бракоразводный процесс. Кроме того, перед свадьбой Томми и Киттен подписали брачный контракт, по которому Томми не мог ничего потребовать от нее, впрочем, и она ничего от него не могла потребовать, кроме развода. В такой ситуации обвинения в измене никакого значения не имели.
Единственное, чего не могли предусмотреть Киттен и ее адвокат, — это убийства Томми. К счастью, у Киттен нашлось достаточно крепкое алиби, так что ее репутация отчасти была спасена. В тот момент, когда Томми планировал вниз головой с обрыва, Киттен в постели с Давидом Тернером осваивала позу номер сто тридцать восемь.
Томми Паттерсон не только имел наглость не вовремя помереть, но и за два дня до своей смерти не менее нагло изменил свое завещание, оставив неверной жене лишь несколько язвительных слов. А за день до смерти он дал поручение своему адвокату подготовить необходимые для развода бумаги. Разумеется, все это вскоре после убийства получило огласку, и в этом невыгодном свете Киттен выглядела настоящей злодейкой.
Чтобы хоть как-то уберечь себя от нападок, она вынуждена была играть роль обезумевшей от горя вдовы — самую трудную и неприятную роль в жизни. В многочисленных интервью Киттен в неясных выражениях говорила о любви, намекала, что у них с Томми возникли кое-какие трудности, которые они вместе пытались преодолеть, изображала безутешное горе и безысходное отчаяние. Киттен молила Бога, чтобы ее усилия оправдались, чтобы от нее отвернулось не слишком много поклонников.
И вот теперь репортер из газеты «Нью-Йорк таймс» спрашивает ее — не поработила ли она Томми Паттерсона? Нет, она никого не порабощала. Наоборот, кнут был в руках у Томми, и в прямом, и в переносном значении этого слова.
— Томми ушел от нас, — тихо сказала, почти прошептала она журналисту. — Мне кажется, о нем лучше всего говорит его жизнь, все, что он сделал за долгие годы.
— Ваш брак был не очень удачным?
— Увы, уже нет брака.
— Надеюсь, вы не убивали Томми.
— Нет, — улыбнулась Киттен, — я не убивала его.
— Я и не сомневался, — нервно хохотнул журналист. — Просто, я хотел, чтобы эти слова все-таки прозвучали из ваших уст.
Киттен глубоко-глубоко вздохнула, наклонилась вперед, показывая журналисту свою грудь в глубоком вырезе.
— До сих пор не могу поверить, что Томми нет, хотя полиция и уверяет меня в этом, — сказала она. — Мне кажется это каким-то недоразумением. Ведь его все так любили. — И она пожала плечами. — Не пойму, кто мог желать ему смерти?
Глава 34
Визит
— Какие у нее успехи в лечении? — спросила Одель у своей подруги Маделин Стивенсон.
— К сожалению, — отвела Маделин взгляд в окно, выходящее на аккуратную лужайку во дворе Ривер-Рэйндж-Клиники, — не могу порадовать тебя ее успехами. Она противится нам во всем, у нее нет желания вылечиться. Как видно, мы напрасно тратим на нее время. Мы, конечно, ограждаем ее здесь от наркотиков, но она к ним вернется сразу, как только выйдет отсюда.
— Она говорила, что хочет уйти отсюда?
— Пока еще нет. Мне кажется, она не понимает, что никто ее здесь насильно держать не собирается. Одель, обычно курс лечения длится у нас шесть недель, а Труди находится здесь намного дольше. Мы не можем держать ее здесь бесконечно. В нашу клинику многие хотят попасть, они ждут не дождутся своей очереди. Мне каждый день звонят родители наркоманов и умоляют, чтобы я нашла место для их детей. Звонят мне и воротилы бизнеса, чтобы я приняла на лечение их администраторов. Что только мы не испытывали по отношению к Труди, лечили ее всякими методами, но ничего не помогает. Похоже, мы не в силах помочь ей. Впрочем, виноваты в этом не только мы. Невозможно помочь человеку, если он сам не желает вылечиться.
— Маделин, мне надо поговорить с ней.
— Ладно, поговори. Но учти, Одель, что я делаю для тебя исключение, потому что нашим пациентам, как правило, не разрешается встречаться ни с кем, кроме персонала клиники. Я иду тебе навстречу лишь потому, что верю тебе, что это вопрос жизни и смерти.
Сотрудник клиники проводил Одель из офиса Маделин в один из домиков, где жили пациенты. По пути Одель разглядывала территорию — на спортплощадках пациенты занимались спортом: играли в футбол, занимались гимнастикой, кто-то бегал трусцой. Только Труди сидела у себя в комнате и уныло размышляла о своей неудавшейся жизни.
— Одель! — воскликнула она, увидев подругу, и просияла. — Господи! А ты знаешь, что тот тип сбежал с твоими деньгами? Я так расстроилась! Каков мошенник! Хорошо, что ты пришла. Может быть, хоть ты поможешь мне отсюда выбраться.
