Виктория Холт - Изумруды к свадьбе
– Жан-Пьер, – сказала я, – вы не должны так сильно ненавидеть кого бы то ни было.
– Почему все это должно быть его? Вы знаете, что мы с ним кровные родственники? Мой прапрадедушка являлся единокровным братом графа. Разница заключалась лишь в том, что его мать не была графиней.
Ужасная мысль поразила меня:
– Вы... вы могли пытаться убить его... в тот день в лесу...
– Нет, стрелял не я. Вы воображаете, что только я один ненавижу его?
– У вас нет причин его ненавидеть. Он никогда не причинял вам вреда. Вам просто не дает покоя его богатство!
– Это достаточная причина для ненависти. – Жан-Пьер внезапно рассмеялся: – А теперь он хочет отослать меня, и я просто взбешен. Разве не стали бы вы тоже ненавидеть человека, который хочет выгнать вас из собственного дома и разлучить с любимой? Но я пришел сюда для того, чтобы говорить не о ненависти к графу, а о любви к вам. Как только урожай будет убран, я уеду в Мермоз и хочу, чтобы вы поехали со мной, Даллас. Давайте поженимся, и тогда мы посмеемся над ним. Граф не властен над вами.
Не властен надо мной?! О, как вы ошибаетесь, Жан-Пьер! – подумала я. Никто не имеет надо мной такой власти, как он.
Жан-Пьер схватил меня за руки, прижал к себе, его глаза сияли.
– Даллас, выходите за меня замуж. Подумайте, какими счастливыми вы можете всех нас сделать – себя, меня, мою семью. Вы ведь любите нас, да?
– Да, люблю, – сказала я.
– Неужели вы хотите уехать отсюда... в Англию? Что вам там делать, Даллас, дорогая моя? Разве у вас там есть друзья? Тогда почему вы смогли их так надолго оставить? Ведь вам хочется остаться здесь, не так ли?
Я молчала, раздумывая о том, что говорил мне Жан-Пьер. Мне представилось, как я буду вместе со всеми волноваться за урожай винограда, как буду время от времени доставать этюдник, чтобы развивать свой скромный талант к рисованию. Ходить в гости к Бастидам... Но нет, в таком случае мне придется часто видеть замок, но я никогда не смогу смотреть на него без боли в сердце... И однажды я, возможно, встречу графа. Он взглянет на меня, вежливо поклонится и, вероятно, подумает: «Кто эта женщина? Я где-то ее видел. О, она та самая мадемуазель Лоусон, которая приезжала реставрировать мои картины и вышла замуж за Жан-Пьера Бастида, который теперь работает в Мермозе». Нет, лучше уж сразу уехать, чем так мучиться. Надо воспользоваться возможностью, которую предлагает Клод, ведь нельзя же в конце концов тянуть с ответом до бесконечности.
– Вы колеблетесь? – спросил Жан-Пьер.
– Нет, это невозможно.
– Вы не любите меня?
– Я не достаточно хорошо знаю вас, Жан-Пьер, а вы меня. – Эти слова вырвались у меня непроизвольно.
– Все, что мне надо знать, – это то, что я люблю вас.
Любите? – подумала, я. Но говорите об этом не так страстно, как о ненависти.
Его ненависть к графу была сильнее, чем любовь ко мне, и мне показалось, что одно выросло из другого. Хотел ли Жан-Пьер жениться потому, что считал, будто граф увлечен мною? Более чем вероятно. Я почувствовала, как во мне поднимается волна протеста против него. Жан-Пьер уже не был старым добрым другом, в чьем доме я провела столько приятных часов, а казался каким-то зловещим незнакомцем.
– Даллас, – продолжал он, – предположим, что мы поженимся. Я пойду к графу и скажу, что беру с собой в Мермоз жену.
Вот оно что! Он хотел прийти к графу победителем!
– Извините, Жан-Пьер, не будем говорить об этом.
– Вы хотите сказать, что не выйдете за меня замуж?
– Да, Жан-Пьер.
– Но... Я буду все же надеяться.
Мне захотелось как можно скорее выйти из подвала. Ненависть одного человека к другому просто ужасала, и я, которая чувствовала раньше себя такой уверенной и самостоятельной, способной позаботиться о себе, начала теперь понимать, что такое настоящий страх.
Оказавшись в своей комнате, я стала думать о предложении Жан-Пьера. Он не был похож на влюбленного. Но зато продемонстрировал, как глубоко способен чувствовать, когда говорил о графе. Назло графу он женился бы на мне. Мысль о чудовищной затее объясняла его приподнятое настроение. Значит, Жан-Пьер заметил, что граф проявляет ко мне интерес, хотя со времени своего возвращения из Парижа он, казалось, обо мне и не вспоминал.
Утром пришла ко мне Нуну, чем-то сильно удрученная.
– Я беспокоюсь о Женевьеве. После прогулки она сразу пошла к себе в комнату. Она плачет и смеется одновременно, и я не могу понять, что случилось. Пожалуйста, пойдемте со мной.
Мы вошли в комнату Женевьевы. Девочка действительно была в ужасном состоянии. Она швырнула шляпу для верховой езды и хлыст в угол комнаты и сидела на кровати, уставившись перед собой невидящим взором.
– Что случилось, Женевьева? – спросила я. – Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
– Помочь? Как? Если только пойдете и спросите моего отца... – начала она с сомнением в голосе.
– Спросить о чем?
– Я уже не ребенок! – неожиданно закричала Женевьева. – Я взрослая. Я не останусь здесь! Я убегу!
У Нуну от страха перехватило дыхание, но все же она спросила:
– Куда?
– Куда захочу, и вы меня не найдете.
– Вряд ли кто-то захочет искать вас, если вы будете пребывать в подобном состоянии.
Она захохотала и почти тут же разрыдалась.
– Говорю вам, мадемуазель, я не хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком.
– Скажите, что вас так расстроило? В чем проявляется отношение к вам как к ребенку?
Женевьева уставилась на мыски своих сапог для верховой езды.
– Если я хочу иметь друзей, то они у меня будут!
– А кто говорит, что у вас не должно быть друзей?
– Я не думаю, что людей надо отсылать только потому, что... – Она негодующе посмотрела на меня. – Это вас не касается. И тебя тоже, Нуну. Уходите. Нечего стоять и смотреть на меня так, будто я младенец!
Нуну, казалось, была готова расплакаться, а я подумала, что, наверное, будет лучше, если она уйдет. Поэтому я подала Нуну знак оставить нас. А сама села на кровать в ожидании.
Наконец Женевьева угрюмо пробормотала: – Отец отсылает Жан-Пьера, потому что он мой друг.
– Кто это вам сказал?
– Никто, я сама знаю.
– Но почему он отсылает его именно по этой причине?
– Потому, что я его дочь, а Жан-Пьер один из его работников.
– И все-таки объясните подробнее.
– Я становлюсь взрослой, вот в чем вопрос...
Женевьева посмотрела на меня, и ее губы задрожали. Затем она бросилась на постель и разразилась громкими рыданиями, сотрясавшими все ее тело. Я наклонилась над ней.
– Женевьева, – нежно сказала я, – вы имеете в виду, что отец боится, как бы вы не влюбились в Жан-Пьера?
– Теперь и вы смеетесь! – закричала она, повернув ко мне заплаканное лицо и устремив на меня полный ярости взгляд. – Я же сказала, что уже достаточно взрослая.
