Елена Квашнина - Четыре Ступени (СИ)
Костя успел вовремя. Подхватил её у самого пола, она не ударилась. Он на руках потащил её к дивану, ногой расшвыривал целые стулья, стоявшие у него на дороге. При этом так зыркнул на меня, что я покрылся холодным потом. Близко к жене не подпустил. Уложил Олю на диван. Начал трясущимися пальцами расстёгивать ей у горла домашний халатик. Лицо спокойное, сосредоточенное. Да я не обманывался. Две пуговицы он вырвал из халата “с мясом”. Хороший, между прочим, халатик, Оле очень шёл.
- Открой форточку, - командовал Костя. - Двигай в ванную, неси мокрое полотенце. Намочи в холодной воде и отожми посильней.
Когда я принёс полотенце, Костька делал Оле искусственное дыхание. Видели когда-нибудь? Иной раз в фильмах показывают. Не рот в рот, а когда ритмично давят на грудную клетку. Вообще-то, я не знаю, как это правильно называется. Кажется, непрямой массаж сердца. Откуда Вишня это знал и умел, непонятно. То ли он делал, что нужно? Правильно ли делал? Мне и в голову не пришло. Он хоть массаж делал, а я - ничего. Выполнял его команды. Он вновь погнал меня из комнаты.
- Срочно звони в “скорую”. Неси корвалол. Или валокордин, нитроглицерин. Что там у вас есть?! Должно же у Лёки что-то быть! Посмотри в холодильнике, в дверце. Кипячёной воды неси. Ещё кусочек сахара.
Звонок в “скорую” я сделал. Несколько раз набирал номер. Занято и занято. Пошёл искать лекарства. На кухне закурил. Возвращаться в комнату боялся. Слишком страшно. Успокаиваясь, сделал несколько затяжек, позаимствовав сигарету из Костиной пачки, лежавшей на столе.
- Где ты пропал? - крикнул из комнаты Костя. Но я не торопился. Сделал ещё пару затяжек. Пусть он считает, что я лекарства ищу. Потом затушил сигарету. Нашёл в холодильнике нитроглицерин. Действительно, в дверце. Налил в чашку тёплой воды из чайника. Прихватил два куска сахара. Понёс добычу в комнату.
Оля лежала с закрытыми глазами. Нос заострился. На лбу блестели капельки пота. Однако, синюшная бледность сошла. Кожа слегка порозовела. Костя сидел рядом с ней, на полу, и плакал. Прижимал её руку к своему лицу и плакал. Ну, не то чтобы плакал, а так… слышали выражение “скупая мужская слеза”? Ну, вот. У Кости их было целых четыре. Поровну на каждой щеке. Бегут две слезы одна за другой, а человек при этом ни звука не производит. И слёз не вытирает. Потому, что не стесняется их.
Плачущий Вишневецкий - картина невероятная, уже выше моих сил. И это человек, о мужестве которого знакомые сочиняли саги? Несколько минут я ошеломлённо наблюдал уникальное явление. Потом Оля шевельнулась, и я не без злорадства посоветовал:
- Сходи, умойся, истерик.
Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, наклонился к Оле. Она открыла глаза, некоторое время удивлённо нас рассматривала. Затем недоумение в её глазах пропало. Видимо, вспомнила происшедшее. Тихо шевельнула губами раз, другой. С усилием произнесла:
- Уезжай, Костенька. Уезжай, милый.
Ха! Он ещё и Костенька, ещё и милый! На меня она и глаз не скосила при этом.
- Но ты же его не любишь!
В интонации Костьки мне послышался нажим. Я стиснул зубы и с трудом удержался, чтобы не врезать ему ногой в ухо. Он продолжал сидеть на полу, боком ко мне. Очень удобно дать ногой в ухо. Я сдержался, с чем до сих пор себя поздравляю. Что вы на меня так смотрите, Светлана Аркадьевна? Даже самый интеллигентный мужчина при определённых обстоятельствах может озвереть. А я - не самый интеллигентный. Да-а-а…
- Ведь не любишь! - повторил Вишневецкий.
- Люблю, - уже более внятно выговорила Оля. Таким тоном! Вы бы слышали. Яснее ясного, кого она на самом деле любила. Отвернула лицо к спинке дивана и тихо всхлипнула. Настолько жалобно - я мигом пришёл в себя. Любовь - это хорошо, это прекрасно. Но не за счёт меня, не за счёт моей семьи. Никому не позволю её разрушать. В том числе лучшему другу. Хотя, какой он мне друг?
- Ты вот что, Костя! Орать здесь перестань. Видишь же: она больна, ей вредно нервничать, она не хочет тебя видеть.
- Неправда! - Костя вскочил, заметался по комнате, как слепой, тыкаясь в разные углы. - Лёка, ты лжёшь! Зачем ты лжёшь, Лёка?!
Я не удержался. Мне мало было уже полученной сатисфакции. Хотелось большего, окончательной победы, полного разгрома врага. Заметил ему самодовольно:
- Ты ошибся. Она любит меня. И зря ты затеял эту историю, после которой никогда не сможешь бывать в нашем доме и видеть мою жену.
Костя не откликнулся. Бросился к телефону. Хотел срочно заказать номер в гостинице. Мне не улыбалось именно сейчас оставаться с Олей один на один. Тогда придётся объясняться с ней начистоту. Я уже догадался о правде и не собирался её выслушивать. Мало ли что жена могла выдать мне по-честному? При Косте не станет, факт. Кроме того, “скорая” традиционно задерживалась, и если Оле опять плохо станет, то я не смогу оказать нужную помощь. Неотложку всегда приходится ждать долго. Самому? Не знаю, как, не решусь, растеряюсь в нужный момент. Оттого попытался изобразить сомнительное благородство.
- Не звони сейчас никуда, не дури. Всё же мы, как и раньше, друзья. И потом, уже довольно поздно. Ни билет на самолёт заказать, ни номер в гостинице.
- Чепуха. Переночевать смогу у Петровых. А билет мне вообще не нужен. Договорюсь со знакомыми лётчиками.
- Не дури, - повторил я. - Оля будет переживать, а ей это сейчас вредно.
- Чёрт с тобой, - махнул рукой Костя. Стал названивать знакомым лётчикам.
Через несколько часов все вопросы были решены, проблемы улажены. Оля спала в комнате на диване, изредка всхлипывая во сне. Мы с Вишней перед сном курили на кухне. Выпивали по маленькой для разрядки напряжённости. И с горя, как говорится. У обоих имелась одна и та же причина. Только после первой рюмки я по-настоящему почувствовал, насколько издёргался и устал за прошедший вечер. Да, я оказался победителем в неравной схватке, но таковым себя не ощущал. Горек вкус иной победы. Тем не менее, мог проявить снисходительность к Вишне, которой тоже, кстати, не находил в себе. Я сыграл. Сыграл усталость, печаль, доброжелательность. Получилось хорошо. Костя ничего не заметил, не понял.
У нас с ним состоялся тот разговор, который между мужчинами допускается лишь за рюмкой, в определённом градусе подпития. Мы не были сильно пьяны. Однако, и трезвыми не были. К началу разговора хлопнули полбутылки за Олино здоровье. Без закуски.
- Может быть, ты теперь мне связно объяснишь, как, что и почему?
- Да что объяснять? - Костя потянул из пачки сигарету.
- Всё. Всё объясни. С начала и по порядку.
- Объясни, - передразнил он и задумался. - Да разве можно объяснить? Нравилась мне твоя жена. С самого начала нравилась. Она тогда тебе женой не была, если помнишь. В десятом классе. Но почему-то казалось, что не это главное. Целая жизнь впереди с кучей удовольствий. Любовь подождёт. Не к спеху. Наверное, так казалось, потому что я Лёке нравился больше, чем она мне.
