Наталья Миронова - Синдром Настасьи Филипповны
И тут же запел:
Что взять с меня — ну кто есть я?
Пылинка в складках бытия…
Все засмеялись, а Юля подумала, что никогда, даже в детстве, она столько не смеялась, как после встречи с Даней Ямпольским.
Эпилог
Уже на втором курсе Галынин занял Юламей Королеву в заглавной роли в спектакле «Олеся» по Куприну, «экологическом спектакле», как написал один из критиков. Конечно, театральная и околотеатральная публика шушукалась о том, что это беспрецедентный случай — вот так выдвигать безвестную студентку, — но Галынин в своем театре был диктатором, и никто не смел слова сказать ему поперек.
Спектакль имел оглушительный успех, молва о нем разнеслась по всему городу еще прежде, чем о нем успели сообщить пресса, радио и телевидение. Все наперебой твердили о необыкновенной актрисе, о новом явлении на российской сцене.
На премьере побывали все Юлины родные и друзья. Финальная мизансцена была выстроена так, что Олеся обращалась со своим проклятием как будто прямо к зрителям. Когда она, вся израненная, в разодранной одежде, босая, выбежала к самой рампе с криком: «Хорошо же!.. Вы еще у меня вспомните это! Вы еще все наплачетесь досыта!» — это было так страшно, что весь партер инстинктивно подался назад, все в страхе прижались к спинкам кресел.
Потом Галынин поставил на малой сцене театра три спектакля подряд на американском материале: «Завтрак у «Тиффани» по Трумэну Капоте, «Стеклянный зверинец» и «Лето и дым» по Теннесси Уильямсу. Это было для него нехарактерно, из иностранных пьес, не считая Шекспира, он до этого ставил только «Карьеру Артуро Уи» Брехта и даже признался в интервью телеканалу «Культура», что не любит ставить иностранцев, особенно американцев.
— Авторы ни в чем не виноваты, — сказал он тогда, — все дело в наших актерах. В американской пьесе все они, как по команде, начинают говорить с делаными интонациями, словно не по-русски. Получается, как говорила Ахматова, «перевод с неизвестного».
И вдруг — три спектакля кряду. Во всех трех главные роли исполняла Юламей Королева. У нее было множество недоброжелателей. Говорили, что она неестественна, что она ломака и кривляка, что у нее неприятный, даже невыносимый голос. Но почему-то все недоброжелатели говорили это за стенами театрального зала, а вот в стенах зала недоброжелателей у нее не было. Все сидели как завороженные, всем казалось, что роли Холли Голайтли, Лоры Уингфилд и Альмы Уайнмиллер написаны как будто специально для Юламей Королевой с ее невыносимым голосом.
На следующий сезон была объявлена премьера «Бесприданницы»: режиссер решил вернуться к своему любимому Островскому, с которого когда-то начиналась его карьера и слава. Ни у кого не возникало вопросов об актрисе на заглавную роль. Стали поговаривать, что Галынин наконец-то нашел свою музу. Поползли грязные сплетни. Поскольку и режиссер, и актриса наотрез отказывались от интервью на личные темы, желтая пресса решила восполнить этот пробел самостоятельно. Как всегда, нашлись «доброжелатели», стремившиеся подсунуть гнусную статейку и ему, и ей. Некоторые не ленились вырезать заметки из газет и высылать их по домашним адресам.
В обоих домах эти попытки вызывали смех. В театре все знали, что Галынин боготворит свою жену, и других женщин для него не существует. И до появления Юламей Королевой многие пытались, но никому не обломилось. А сама Юламей в театре получила прозвище «Брестская крепость». За ней тоже многие ухаживали, но безуспешно.
Только газеты не унимались. Один критик дошел до того, что написал в своей статье: как можно было занимать цветную актрису в пьесах Теннесси Уильямса, где обе героини — белые женщины? Статья называлась «Дайте ей роль Отелло».
— Вообще-то за такие вещи в суд подают, — задумчиво сказал Даня, прочитав пасквиль. — По статье «За разжигание национальной розни» или как она там называется. Но делать этому подонку рекламу? Ну его к лешему!
Пока они это обсуждали, в другой газете появился ответ пасквилянту одного из старейших и лучших театральных критиков России. «В Соединенных Штатах, — писал он, — со скамейками «только для белых» было покончено к концу 60-х годов прошлого века. У нас, как видно, все только начинается».
Увы, этим дело не кончилось. Грязные репортеры докопались до прошлого Юламей. Интернет был полон новостей о первом и втором процессах, в которых ей пришлось участвовать, и пестрел объявлениями, предлагающими любые деньги за ее снимок в обнаженном виде во время работы в клубе «Хрустальный дворец». Появились, разумеется, и поддельные снимки. Юлю повсюду преследовали репортеры, стоило ей выйти из дому, как к ней кидались люди с микрофонами, вопя: «Наши читатели имеют право знать!..»
Газетчики разыскали Мирославу Григорьевну, вдову Головничего, и родителей всех четырех парней, сидевших за изнасилование. Все они охотно дали волю чувствам на газетных страницах. Как ни странно, это лишь подогрело ажиотаж к спектаклям с участием Юламей Королевой. Правда, два-три раза ей попытались сорвать выступление, но эти попытки были встречены публикой с таким негодованием, что затихли сами собой.
— Ничего, малыш, — утешал ее Даня, — прорвемся.
Он дал ей мобильный, зарегистрированный не на ее имя, а на компанию «РосИнтел». Дома им несколько раз пришлось сменить номер телефона.
Поддерживал ее и Галынин.
— Такие сенсации долго не живут, — сказал он ей. — Не обращайте внимания, они побеснуются и отстанут. Меня другое беспокоит… Я не вправе вам советовать, я не смею даже просить: не снимайтесь в рекламе и в телесериалах! Театральные актеры получают так мало… Но вы могли бы остаться театральной легендой, как Комиссаржевская или Коонен… Конечно, это несравнимо с минутной славой какого-нибудь продукта «Фабрики звезд», но в долгосрочном плане…
— Николай Александрович, вы мне льстите, — с улыбкой перебила его Юламей. — Я делаю, что могу, и прекрасно понимаю, что до Коонен мне далеко, как до звезды. У меня довольно ограниченные способности. Но я клянусь вам, что не собираюсь сниматься в рекламе. Сериалы мне тоже не грозят. Меня просто не возьмут, не та фактура. А что касается денег… Я за ними не гонюсь. Меня муж обеспечивает.
— Вот и хорошо. Могу поспорить лишь о ваших ограниченных способностях. Вы еще сами не знаете своих сил и возможностей. Скажу вам по секрету: через годик-другой мы с вами замахнемся на Настасью Филипповну.
— Но ведь уже фильм сняли, — робко возразила Юламей.
— А Шекспира сколько раз в кино ставили? — улыбнулся Галынин. — Я читал статистику. Знаете, какое литературное произведение чаще всего экранизировалось? Ни за что не догадаетесь.
