Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
Трейси Чепмен воркует о быстрых машинах14, и это заставляет меня улыбнуться просто потому, что Миллер сейчас ведет машину невероятно медленно. Спокойный и чистый воздух между нашими промокшими телами осязаем. Никто не произносит ни слова, да они и не нужны. Сегодня было лучше, чем я когда-либо могла себе представить, за исключением небольшого недоразумения. Миллер разрешил несколько сложных ситуаций, и это не только вызвало во мне чувство гордости, но и умножило чувства, которые я испытываю к Миллеру. Но самое приятное заключается в том, что он выбрался из своего совершенного кокона, и ему понравилось то, где он оказался. И то, что я сижу в его роскошной машине и мерзну, не смея трогать регулятор температуры, становится неважным.
— Замерзла? — мое внимание привлекает не заботливый тон Миллера, а его вопрос. Он ведь не собирается подарить мне тепло, так же как пикник, почти повседневный вид и поцелуй под дождем?
— Порядок, — лгу, заставляя себя перестать дрожать.
— Оливия, ты далеко не в порядке, — он тянется и поворачивает регуляторы, убедившись, чтобы они были на одном уровне, приближая температуру в машине к желанным двадцати пяти градусам.
Чувство эйфории зашкаливает, и я тянусь коснуться его приятной щетины, жесткой и колючей, но родной и успокаивающей.
— Спасибо.
Он нежится об мою руку, после чего берет ее и целует кончики моих пальцев, переплетая наши пальцы, и кладет их к себе на колено, предпочитая вести машину одной рукой.
Не хочу, чтобы этот день заканчивался.
Глава 22
— Тони, — Миллер кивает в знак приветствия и, держа руку на задней части моей шеи, направляет мимо своего администратора, как будто не замечая его взволнованного взгляда. Он выглядит по-настоящему встревоженным, и если для Миллера нормально игнорировать это, то для меня нет.
— Ливи? — Тони произносит это как вопрос, будто он удивлен меня здесь увидеть. Однажды он сказал мне, что Миллер счастлив в своем маленьком педантичном мире. Но мне лучше знать. Миллер не был счастлив. Он мог притворяться, но я знаю точно, — ведь он сам мне говорил — что сегодняшний день ему понравился.
Похоже, Тони не знает, что и думать об этом насквозь промокшем, неопрятном мужчине перед собой. Я ничего не говорю, только посылаю ему скромную, понимающую улыбку, прежде чем мы скрываемся из виду.
— Я ему не нравлюсь, — бормочу тихо, почти неслышно, и мне интересно, потрачу ли я свое время зря, пытаясь узнать причину.
— Он слишком сильно беспокоится, — слышу короткий, резкий и окончательный ответ Миллера, пока мы идем по лабиринтам коридоров к его кабинету. Понимаю, что Тони против нас, так же как и все остальные, Почему же его неодобрение беспокоит меня больше, чем остальных создателей помех? Дело во взглядах? Словах? И почему Миллера не расстраивает это так же сильно, как когда дело касается других?
Миллер набирает код и открывает дверь своего кабинета, и я тут же оказываюсь перед совершенством этого помещения. Все так, каким должно быть.
Кроме нас.
Опускаю глаза на свою промокшую одежду, потом смотрю на Миллера и думаю, в каком ужасном мы беспорядке. Странно, теперь, когда я нахожусь в окружении знакомого и педантичного мира Миллера, я чувствую себя абсолютно неуютно и… неправильно.
— Оливия? — смотрю на Миллера, пока он в другом конце кабинета наливает в стакан виски одной рукой, другой развязывая галстук.
— Прости, задумалась, — стряхиваю с себя глупые мысли и закрываю за собой дверь.
— Проходи, садись, — жестом показывает на свое кресло. — Выпьешь чего-нибудь?
— Нет.
— Садись, — повторяет он, когда я, спустя несколько секунд, продолжаю стоять у двери. — Проходи.
Я смотрю на свое платье, потом на роскошное кресло Миллера. Волнительным испытанием было сидеть промокшей в его машине, а теперь я стою перед его прекрасным кожаным креслом.
— Но я вся мокрая, — приподнимаю подол платья и демонстративно отпускаю, позволяя ему шлепнуться, прилипая к моим ногам. Я не просто промокла, меня хоть выжимай.
Стакан замирает у его губ, и Миллер осматривает меня с головы до ног, улавливая бардак, в который я превратилась. А может и нет. Его взгляд останавливается на моей груди, потому взлетает к моим глазам. Взгляд затуманился.
— Мокрая ты мне очень даже нравишься. — Он указывает на меня стаканом, разгоряченный взгляд пробивается сквозь холод, пробуждая во мне желание. Тело загорается, а дыхание сбивается под жаром синих глаз.
Он не спеша подходит ко мне, вальяжно, спокойно, только в глазах вспыхивает миллион эмоций. Желание, похоть, страсть, решительность и тысячи других, у меня нет времени думать об этом, так как он свободной рукой прижимает меня к себе, обрушиваясь на мои губы. Чувствую и пробую вкус виски, напоминание о пьяном Миллере, но оно с легкостью стирается вниманием его божественного рта. Наша промокшая одежда слипается, я руками зарываюсь в его растрепанные волосы. Поцелуй медленный, основательный и сладкий. Он довольно стонет, прикусывая мою нижнюю губу каждый раз, когда отстраняется, чтобы потом снова погрузить свой язык мне в рот.
— Мне нужно снять стресс, — шепчет он, заставляя меня смеяться. Он, вероятнее всего, в самом расслабленном состоянии из всех, что я когда-либо видела. — Что смешного?
— Ты, — отстраняюсь, дав себе время вглядеться в его лицо — насладиться жесткостью его щетины. — Ты забавный, Миллер.
— Я?
— Да, ты.
Он задумчиво наклоняет голову, одной рукой неся меня к своему рабочему столу.
— Меня никогда еще не называли забавным. — Он усаживает меня в кожаное кресло и лицом разворачивает к наичистейшему столу; чувствую глупое чувство спокойствия, когда замечаю, что все на своих местах, точнее единственная вещь, когда-либо бывшая на рабочем столе Миллера — телефон.
— У тебя нет компьютера? — спрашиваю я.
Он выдвигает отдел стола, в котором скрыты все экраны, и я кротко, понимающе улыбаюсь. Как… аккуратно.
— Я обещал, что быстро.
— Обещал, — соглашаюсь, расслабляясь в его кресле. — Что тебе нужно сделать? — только сейчас у меня возникает мысль, где хранятся документы, так же как договоры и файлы.
Серый галстук, украшавший его шею, снят вместе с пиджаком, так что теперь он в жилетке и рубашке.
— Пару звонков, всякая всячина.
— Всякая всячина, — шепчу, наблюдая за тем, как осторожно он ставит свой стакан на стол и опускается на колени с другой стороны, локтями упирается на белую поверхность и смотрит на меня задумчиво. От этого взгляда я вжимаюсь в кресло. Что он собирается сказать?
— У меня просьба.
