Патриция Гэфни - Бегство из Эдема
Ей было ненавистно то удовлетворение, которое должен был доставить Наташе ее ответ, поэтому она помедлила, хотя и не испытывала никаких сомнений.
– Даже если я и согласна, Бен не допустит всех тех перемен, которые ты предлагаешь.
– О, ты найдешь способ с ним управиться, я не сомневаюсь. А теперь скажи, ты принимаешь мой план? – А какой у нее был выбор?
– Хорошо. Но только при одном условии: ты будешь держаться подальше от моего сына.
– Что? В чем дело?
– Не будешь с ним разговаривать. Даже близко к нему не подойдешь.
– Ты не смеешь ставить мне условия!
– Тогда сделки не будет.
– Я тебе говорю…
– Если ты заговоришь с Майклом, что-то ему сделаешь или хоть подойдешь к его дверям, я тебя выдам.
– Зачем мне с ним разговаривать? Что у меня общего с этим сопляком?
– Значит, ты согласна?
– Тьфу! Ты только мне не указывай, что мне делать, а чего нет.
Вот оно что: Наташе тоже не нравилось идти на уступки. Как и ей самой. Почему-то это смехотворное соображение несколько утешило Сару.
– Да или нет? Ты должна мне это обещать, или сделки не будет.
– Тьфу, – повторила Наташа. – Что мне за дело в конце концов?
– Ты согласна?
– Да! Я же сказала!
Сара кивнула и двинулась к дверям. Наташа бросилась ей наперерез так стремительно, что Сара удивленно остановилась, ожидая нападения. Но оказалось, что цыганская графиня просто желает первая пройти в дверь. Это можно было назвать почти смешным. Почти, но не совсем, потому что нелепое происшествие кое-что приоткрыло Саре. У нее пропала охота смеяться, когда она поняла, во что превратится ее жизнь, что за домашняя идиллия ее ожидает в обозримом будущем.
* * *– Повторите, что вы сказали, Алекс. Я, должно быть, ослышался.
– Я сказал, что подаю заявление об уходе. Я увольняюсь.
Седые брови Джона Огдена полезли так высоко на лоб, что пенсне соскользнуло у него с носа и упало ему на колени.
– Что? Но почему?
Поскольку Огден был слишком сильно потрясен и даже забыл предложить ему стул, Алекс взял на себя смелость присесть на краешек его письменного стола, скрестив руки на груди.
– Мне жаль, что приходится так внезапно обрушивать эту новость вам на голову, Джон. Возможно, мое решение представляется вам поспешным.
– Поспешным? Это еще мягко сказано! Господи помилуй, Алекс, о чем вы говорите? Мы же только что сделали вас партнером!
– Прошу прощения, мне не следовало принимать это предложение. Поверьте, решение далось мне нелегко, но я долго его вынашивал. Пожалуй, я шел к нему даже дольше, чем мне самому казалось.
Алекс понимал, что все получается не очень складно. Огден заслуживал более уважительного отношения.
– Я возвращаюсь обратно в Калифорнию, Джон, – объяснил он. – Хочу попытаться открыть собственное дело.
Огден никак не мог оправиться от потрясения.
– Другими словами, вы хотите сломать свою карьеру? Давайте называть вещи своими именами. Вы этого хотите?
– Я смотрю на это иначе.
– Алекс, я же вас хорошо знаю. Самостоятельно сколотить себе состояние в Калифорнии вам не удастся, а это значит, что вы будете несчастны.
Пропустить такое оскорбление мимо ушей было невозможно, но Алекс решил, что заслужил этот упрек.
– В моей жизни грядут большие перемены, уж это точно, – мягко согласился он.
– Чего вы добиваетесь? – подозрительно прищурился Огден. – Вам нужно больше денег? Достаточно было только попросить. Вы же знаете, это было бы…
– Деньги здесь совершенно ни при чем. Честное слово, я не прикидываюсь и не набиваю себе цену. Я ухожу.
Джон Огден откинулся в своем вращающемся кресле и беспомощно развел руками.
– Но почему? Что вас туда манит? Все, что вы будете делать там, можно делать и, здесь, причем в престижных условиях и за хорошие деньги. Если вы отправитесь в Калифорнию, вам придется начинать с нуля, словно последних шести лет просто не было.
– В том, что касается моей репутации, вы, скорее всего, правы. Но в том, что касается моих способностей и моего опыта, я не могу с вами согласиться. Я дорожу каждой минутой из последних шести лет: если бы не они, я не смог бы прийти к своему сегодняшнему решению. С самого начала моей работы в вашей фирме отношение ко мне было справедливым и, я бы сказал, более чем щедрым. Я всегда буду вам за это благодарен. Но фирма заслуживает большей отдачи с моей стороны, а это как раз то, чего я не могу ей дать.
– Но почему?
Алекс встал.
– Это трудно объяснить. Я все больше и больше ощущаю себя каким-то ходячим пережитком прошлого. У меня такое чувство, словно я отказался от архитектуры и занялся археологией. Я с этим покончил, Джон, я больше не в силах этим заниматься.
И опять Огден всплеснул руками.
– Я не понимаю.
Алекс помедлил, напряженно хмурясь.
– У вас найдется свободная минутка? Зайдите ко мне в кабинет, я вам кое-что покажу.
Его кабинет, отделенный от кабинета Огдена длинным коридором, был обставлен скромно, по-деловому и никак не мог считаться роскошным, но от шумной и вечно переполненной людьми чертежной мастерской отличался как небо от земли. Алекс подошел к столу и вытащил из нижнего ящика стопку рисунков.
– Присядьте, – пригласил он гостя, отодвигая от стола свой собственный стул.
Огден сел, взял у него рисунки и вновь водрузил на нос пенсне.
Алекс в ожидании отошел к окну и стал смотреть на дождевые струи на стекле. Проделанный им путь наверх – от чертежной мастерской к собственному кабинету – совершился так стремительно, что он еще не успел привыкнуть к виду на Юнион-Сквер, открывающемуся с Шестнадцатой улицы, и любовался им при любой погоде. Октябрьский день был мрачен и дождлив, но благодаря бесконечной круговерти трамваев, пролеток, карет и сотен раскрытых зонтиков городской пейзаж казался почти веселым. Во всяком случае, если смотреть с высоты.
Еще полгода назад он ни за что не смог бы со всем этим расстаться. По правде говоря, тот прежний Алекс, не довольствуясь тем, что есть, уже захотел бы большего: ему требовалось больше восхищения, больше власти, больше собственности, больше побед над женщинами. Именно так он в то время определял себя, оценивал свою собственную значимость – прикидывая, сколько денег ему удалось заработать и сколько женских сердец покорить. Теперь ему была нужна только одна женщина, а контора Огдена, Дрейпера и Сноу превратилась всего лишь в здание на Бродвее, куда он ходил на работу.
– Боже праведный!
Он резко повернулся кругом.
– Неужели все так плохо?
– Господи, Алекс, неужели вы не понимаете, что никто не купит дом, который так выглядит!
– Вы слишком долго не покидали Нью-Йорка. Уверяю вас, Джон, это уже близкое будущее…
