Линда Ховард - Всего одна неделя
Обратите внимание: подразумевалось, что мама считает период безбрачия законченным. А сам факт абсолютного без различия к моей нынешней личной жизни свидетельствовал о полном и безоговорочном одобрении спутника этой самой жизни, что уже само по себе было очень важным. Одобрение мамы в значительной степени определяет семейное счастье.
Я взглянула через плечо:
– Мама хочет знать, сколько времени прошло между твоим последним свиданием и нашей встречей.
Бладсуорт казался несколько растерянным.
– Неправда, она этого не сказала.
– Сказала. Возьми трубку, она спросит тебя сама. Я протянула трубку, и он неохотно ее взял.
– Алло!
Потом долго говорила мама. Уайатт слушал, и на щеках его постепенно разгорались алые пятна. Наконец он даже прикрыл ладонью глаза, словно стремился спрятаться от вопроса.
– Ну... недель шесть, – неуверенно произнес он после паузы. – Возможно, даже дольше. Передаю трубку Блэр.
Передать трубку достаточно быстро Уайатту не удалось. Наконец я все-таки взяла ее и продолжила разговор:
– К каком выводу ты пришла?
– Шесть недель – немалый срок. Если помешаться на ком-то и сходить с ума от любви и ревности, ждать так долго невозможно. Так что скорее всего здесь мы ничего не найдем, – заключила мама. – А как насчет тебя? Может быть, кто-то из твоих «полупарней» впоследствии начал встречаться с излишне чувствительной особой и прежние отношения вызвали у нее резкий приступ ревности?
В маминой терминологии слово «полупарень» не означает ничего страшного. Это просто человек, с которым я пару раз встретилась, но без серьезных последствий. В дальнейшем наши орбиты просто больше не пересекались. После неожиданного разрыва с Уайаттом в моем активе числилось несколько таких кавалеров, сейчас я даже не смогла бы всех вспомнить по именам.
– Отношений мы, разумеется, не поддерживаем, но все-таки можно что-нибудь выяснить, – ответила я. – Если удастся вспомнить имена.
– Это единственное, что приходит мне на ум, – заметила мама. – И скажи Уайатту, чтобы он по возможности ускорил расследование, потому что приближается день рождения бабушки, а мы не сможем праздновать, если тебе придется прятаться.
Я повесила трубку и должным образом передала сообщение по назначению. Уайатт кивнул, показывая, что все понял, но, уверена, в полной мере осознать ситуацию с бабулей он все-таки не смог. Непосвященному трудно представить себе гнев, который обрушится на наши головы, если старушка не получит соответствующей порции внимания и любви. Она не раз повторяла, что в ее возрасте впереди не так уж много дней рождения, а потому следует выжать из них максимум удовольствия. Если вы еще не догадались, то поясню, что бабуля – это мамина мама. Ей исполняется семьдесят четыре, так что она вовсе не старая, просто умело пользуется возрастом для достижения собственных целей.
Да уж, гены – забавная штука, правда?
Я пронзила Уайатта взглядом.
– Итак, как же все-таки ее зозут?
Лейтенант сразу прекрасно понял, о чем речь.
– Так и знал, – покачал он головой. – Знал, что присосешься как пиявка. На самом деле ничего не было. На конференции я встретил давнюю знакомую и... и ничего не произошло.
– Кроме того, что ты с ней переспал, – тоном обвинителя закончила я.
– У нее рыжие волосы, – оправдывался Бладсуорт. – И она детектив в... нет, черт возьми, не скажу, где она работает. Не дождешься. Иначе ты завтра же позвонишь ей и либо обвинишь в покушении на убийство, либо начнешь обсуждать меня.
– Если она служит в полиции, то наверняка умеет стрелять.
– Блэр, пожалуйста, поверь. Ведь если бы существовала хоть мизерная доля вероятности, что эта особа способна на нечто подобное, я бы уже давным-давно ее допросил.
Я вздохнула. Бладсуорт действительно умел так формулировать мысли, что совсем не оставлял мне места. Да к тому же и соображал он здорово.
– И все-таки мама права – дело в ревности. И я права. Причины покушений именно личные.
– Согласен. – Уайатт поднялся и начал раздеваться. – Но сейчас уже очень поздно. Я устал, и ты устала. Поговорить мы успеем после того, как найденные волосы пройдут необходимую экспертизу. Тогда и узнаем, замешана ли в деле естественная брюнетка или та, которая покрасила волосы для маскировки.
Насчет усталости Уайатт был абсолютно прав. Я решила, что прав он и относительно второго пункта. Поэтому разделась и заползла в прохладную постель. Уайатт поставил регулятор кондиционера на «холод», выключил свет и лег рядом. Здесь-то и выяснилось, что относительно усталости он все-таки солгал.
Глава 27
Мне снова приснился красный «мерседес». Моста, правда, уже не было, зато появилась женщина. Она стояла перед машиной и целилась из пистолета. Волосы ее не были черными. Они были светло-русыми, почти как у блондинки, но несколько иного оттенка. Странным оказалось то обстоятельство, что «мерседес» стоял у обочины возле того самого дома, где мы с Джейсоном снимали квартиру сразу после свадьбы. Жили мы там недолго, не больше года, а потом купили собственный дом. При разводе я с удовольствием уступила Джейсону новый дом со всеми платежами, а взамен получила капитал, за счет которого и организовала свой фитнес-клуб.
Сон не испугал меня, хотя незнакомка целилась почти в упор. Раздражение ее глупостью вытеснило страх. В конце концов я просто вышла из машины и удалилась. Сны – нелепая штука, ведь в реальной жизни ничто на свете не заставило бы меня бросить «мерседес» на произвол судьбы.
Проснулась я в некоторой растерянности, что случается достаточно редко. Откуда появилось это чувство? Ночью не могло произойти ничего странного.
В комнате стоял такой холод, что было страшно вылезать из-под одеяла. Трудно сказать, почему Уайатт по ночам так любил ставить регулятор кондиционера на «холод», если, конечно, он не был наполовину эскимосом. Я подняла голову и посмотрела на часы: пять ноль пять. Будильник зазвенит только через двадцать пять минут. Но я ведь проснулась, так почему бы не проснуться и Уайатту? Тихонько ткнула соседа в плечо.
– М-м? Уф... – сонно пробормотал он и перевернулся на другой бок. На мой живот легла большая теплая рука. – Что с тобой? Снова страшный сон?
– Нет. Вернее, сон снился, но не кошмарный. Простоя проснулась, а в комнате холоднее, чем в морозилке. Страшно вставать.
Уайатт что-то пробормотал, зевнул и взглянул на часы.
– Вставать еще рано, – сделал он вывод и снова зарылся головой в подушку.
Я настырно ткнула его в бок:
– Нет, не рано. Мне нужно кое-что обдумать.
– А нельзя это сделать, пока я сплю?
– Было бы можно, если бы ночью ты не заморозил все на свете и если бы нашлась чашка кофе. Наверное, стоит поставить термостат на «тепло», чтобы я начала понемногу оттаивать. А когда встанешь, дашь мне одну из своих фланелевых рубашек или еще что-нибудь теплое.
