Татьяна Туринская - Спроси у зеркала
Время ползло, шагало, летело. Время стремительно мчалось прочь. Уже начало смеркаться, а он все не выходил. И с каждой следующей минутой Лариса все больше начинала верить в этот кошмар: раз он не выходит, не бежит за нею, не пытается объяснить и успокоить — значит, ему просто нечего сказать, нечем возразить… Значит — все это правда… Правда?!!
Неожиданно для себя самой Лариса нажала на стартер. Хватит, сколько можно унижать себя ожиданием?! Решение пришло само собой: здесь, рядом, совсем рядом, в двух кварталах…
Ронни снова пришлось тосковать в салоне машины. Прихватив оба сарафана, Лариса поднялась к предательнице. Не ожидающая подвоха Сливка обрадовалась, увидев ее на пороге:
— Ой, Ларка! Какая ты молодец, что приехала! Привет, какими судьбами в наших пенатах?
Вместо ответного приветствия Лариса наотмашь влепила ей пощечину. Сливка отшатнулась испуганно, схватилась за побагровевшую щеку:
— Ты что? За что?!
Лариса молча со злостью сунула ей прямо под нос две руки, на каждой ладони по сарафану. Больше Юлька не требовала объяснений. Она стушевалась, ткнулась взглядом в пол, сказала тихо-тихо:
— Давай выйдем в подъезд, старики дома.
И тут же практически вытолкнула Ларису из квартиры собственной пышной грудью. Однако и сама тоже вышла, хотя имела возможность остаться за спасительной дверью — Лариса ни за что на свете не стала бы ломиться к ней силой.
Бывшие подруги через коридор на четыре квартиры, через лифтовую площадку, через общий балкон вышли на лестницу. Сливка достала из кармана халата мятую пачку дешевых сигарет и разовую зажигалку, угощающим жестом протянула Ларисе:
— Будешь?
Та лишь скривилась презрительно. Сливка дрожащей рукой вытянула сигарету, закурила:
— А я с твоего позволения… Я знала, я так и знала… Знала, что когда-нибудь это выплывет наружу. Недаром говорят: как ни прячь правду, а она все равно выберется на поверхность… Но мне не стыдно, что я участвовала в этом.
Она гордо вскинула голову, посмотрела прямо в Ларисины глаза. Хоть и говорила смело, даже несколько надменно, а во взгляде без труда читался страх и унижение.
— А почему мне, собственно, должно быть стыдно?! Я лишь вернула себе то, что мне принадлежало с самого детства! Это тебе должно быть стыдно, это ты украла у меня Генку! А я… А я… А ты мне уже все давно простила, так что нечего теперь тут кулаками махать, я тоже, между прочим, умею! Помнишь, ты сама сказала: 'Прощаю тебе, Сливка, все твои прегрешения оптом'. Оптом, так-то! И нечего тут!..
Внезапно пыл ее угас, и Сливка расплакалась горько-горько. Прижалась спиной к стене, свесила голову на грудь, беспомощно шморгнула носом:
— Я ведь думала, он ко мне вернется… По-настоящему, как к тебе… Чтобы жить без меня не мог, чтобы замуж позвал… А он… А он, сволочь…
Посмотрела жалобно на Ларису:
— Знаешь, подруга, ты не жалей, что так все произошло, он ведь действительно сволочь… Я ведь для тебя старалась — Валерка тебе гораздо больше подходит. Вот где бы ты сейчас была, выйди замуж за Генку? В полном дерьме! А так… Живешь в шикарном особняке, ездишь на БэЭмВухе с открытым верхом, как миллионерша из Беверли-Хиллз! Одета тоже не в барахло базарное… Думаешь, твой Геночка смог бы тебе обеспечить такой уровень? Фигушки, накоси, выкуси! Он только трахаться умеет, твой Геночка! Наш, наш Геночка! Он ведь таки вернулся ко мне, вернулся, как миленький! Правда, жениться, сволочь, не спешит. Да и я бы теперь за него вряд ли пошла бы — кому он теперь нужен, алкаш?!
— Алкаш?! — сердце Ларисы похолодело.
— Ну, а ты думала?! Нет, не так, чтобы конченный… Но попивает, гад… По крайней мере, трезвый уж не помню когда и приходил. И все, как раньше, как будто он все еще пацан: позвонит, буркнет 'Выходи' — значит, свидание назначает. Догадайся, где? Туточки, прямо на этом самом месте. А чего — тут довольно тепло, вечерами темно, как у негра в жопе… А главное — народ тут ходит только тогда, когда лифт застрянет. Так что нормально, практически безопасно — очередное спасибо неизвестному архитектору. Ну а что, ты сама посуди — а где еще мы с ним можем уединиться? У него вечно кто-то дома, у меня мамашка вообще работу бросила, целыми днями из дому не выходит… А мы ж живые люди…
Лариса посмотрела на нее с жалостью и презрением. Господи, да как же она раньше общалась с этим ничтожеством? Почему каждый раз прощала? Развернулась молча и пошла к двери.
— Лар! Лар, ну подожди, чего ты! Я же тебе, как на духу! Я ж от тебя ничего не скрываю!
Неожиданно Лариса изменила намерение, вернулась, спросила в лоб:
— Я понимаю, зачем это было нужно тебе. Но зачем это понадобилось Валере?
Сливка улыбнулась беззлобно, несколько удивленно:
— Ну, блин, прикол! Так ты что, до сих пор так и не поняла? Да он же любил тебя всю жизнь, как я Геночку — вот тебе и вся разгадка. Он еще в детстве решил, что ты станешь его женой. Представь, как ему было больно… Нет, не ему, нам с ним было больно, когда вы с Генкой снюхались… Он, как и я, все ждал, все надеялся, что ваши шашни скоро закончатся. А дождался только приглашения на свадьбу в качестве свидетеля. Вот тогда-то он и придумал этот фокус с сарафаном. А что, здорово получилось, правда? Я не знаю, где он ту бабу нашел, но в сарафанчике она была на тебя ну очень похожа! Конечно, Генка купился, как пионер! Я бы и сама со спины не различила, тоже поверила бы…
Больше Ларису ничего не интересовало и, невзирая на возражения Сливки, она вышла на лифтовую площадку и нажала кнопку вызова. Она уже узнала все, что хотела. Только как-то не верилось после исповеди Кристины в Валеркину к ней любовь с самого детства. Вернее, она безоговорочно бы в нее поверила еще сегодня утром, и возможно, не так уж сильно и обиделась бы на него за этот спектакль. Нет, конечно, обиделась бы, посчитала бы подлостью высшей категории, но она хоть могла бы оправдать его. А теперь, после встречи с Кристиной…
Лариса спустилась вниз, зашла в другое парадное, и поднялась на третий этаж. Хорошо, что она всегда носит с собой все ключи. Вот он, их с Дидковским дом. Их первый дом. Здесь они провели первую брачную ночь, здесь прожили почти год после свадьбы. Как здесь пусто и неуютно… За семь лет Люся сюда ни разу не приехала. Всюду чувствовалось запустение, пахло пылью…
Нет, теперь не время для сантиментов, некогда нюни распускать! Пора исправлять ошибки, пора начинать жить собственным умом!
Дрожащей рукой Лариса набрала до боли знакомый номер:
— Гена, спустись на третий этаж.
Ответом ей была тишина.
— Гена, очень срочно! Оставь свои обиды дома и немедленно спускайся!
