Ребекка Донован - Что, если... (ЛП)
Я падаю на колени и рыдаю, закрывая лицо ладонями.
– Встань и будь дочерью, которую я воспитал. Ты не такая, – говорит он с отвращением.
Я поднимаю голову и сердито смотрю на него. – Может, я больше не хочу быть твоей маленькой идеальной дочкой. - В сердцах я вдавливаю кулаки в осколки, разбросанные по всему полу, уничтожая созданный им идеал.
– Николь, прекрати! – требует он.
Я смотрю на него ненавидящим взглядом и поднимаю сжатые кулаки, а потом снова роняю их на разбитое стекло. Я ничего не чувствую. Осколки, разрезающие мою плоть, не могут смягчить ту боль, которая разрывает меня изнутри.
– Ты что вытворяешь? – вопит мой отец, его голос разносится по всему дому.
– В чем дело? Я не достаточно мила? Или не достаточно умна? Или не достаточно идеальна? – с вызовом спрашиваю я, срывая маску любезности и выплескивая наружу все, что накопилось во мне за всю мою жизнь.
У него искажается лицо в ужасе от увиденного.
– Николь, у тебя кровь течет на пол! – кричит моя мать.
Я вызывающе смотрю на отца, и мои кулаки снова врезаются в стекло.
Он отворачивается. – Позвони доктору Ксавьеру. Скажи ему, чтобы воспользовался задней дверью. И убери здесь все.
Мама поспешно направляется на кухню.
– Я разочаровала тебя, папочка?! – кричу я. Но он уже скрылся за дверью.
Я остаюсь одна.
Обессилев, я падаю на блестящий деревянный пол, испачканный кровью, и рыдаю, оплакивая нас обеих.
Глава 22
– Ришель умерла, – произносит Найэль, выдыхая.
Я смотрю на нее в изумлении. Не может быть, чтобы я расслышал ее слова правильно. Вряд ли она только что сказала…
Я поворачиваюсь к Рей. Слезы текут по ее лицу. Я никогда раньше не видел ее плачущей. Даже когда она поранила ногу, поскользнувшись на скейтборде.
Я смотрю на маму. Она сжимает губы, и я вижу в ее глазах безмолвное извинение.
– Нет, – говорю я, тряся головой. – Нет. Она не умерла. Она не может.
– Кэл, прости, – произносит мама, делая шаг в мою сторону. – Звонила ее мама… после того, как прослушала твое сообщение.
– Я не понимаю, – отвечаю я. – Как?
– Давайте зайдем внутрь, – просит нас мама, двигаясь к хижине.
Я продолжаю стоять под дождем, не в силах сдвинуться с места. Я чувствую что-то теплое в своей руке, смотрю вниз и вижу другую руку.
– Давай зайдем внутрь, – произносит Найэль мягко. Я ищу в ее синих глазах цвета бури утешение. Но они наполнены ужасной болью, они кричат.
Я иду рядом с ней к ступенькам, где нас уже ждет Рей. Поскальзываюсь на верхней ступеньке и хватаюсь за перила, чтобы не упасть, хотя мне кажется, будто я уже преодолел стофутовый подъем на скалу с острыми камнями.
Найэль крепче сжимает мою руку, а Рей останавливается, но никто не говорит ни слова. Я выпрямляюсь и захожу в хижину.
– Почему бы тебе не переодеться во что-нибудь сухое? – предлагает мне мама.
– Что случилось с Ришель? – задаю вопрос я.
– У нее была лейкемия, – говорит Найэль.
Я поворачиваюсь к ней лицом. – Ты знала… Стоп. - Среди полного хаоса в моей голове, мне становится ясно. – Это и было твое обещание?
Она кивает, ее подбородок трясется.
– Ты пообещала, что не скажешь нам, что у нее был рак? – спрашивает Рей так, как будто обвиняет ее в предательстве.
Найэль кусает губы. – Она не хотела, чтобы вы знали. Она переживала, что вы будете относиться к ней иначе, потому что она может… умереть, – объясняет она дрожащим голосом. – Она думала, что когда ей станет лучше, и она вернется в Ренфилд, то вы никогда об этом не узнаете. Как будто бы ничего не было. – Ей трудно говорить. – Но такое нельзя забыть, притворившись, будто ничего не случилось.
Найэль поднимает голову и встречается с моими глазами, словно она знает, что я был там и слышал, как она говорила эти же слова своему отцу.
У меня падает челюсть. Вот что я тогда подслушал.
– Выпускной, – произношу я. – Вот почему ты плакала…
– Накануне она умерла.
Вокруг все остановилось. Воздух настолько неподвижен, что я клянусь, земля перестала вращаться.
– Поэтому ты теперь Найэль, не так ли? – делает вывод Рей, нарушая тишину. – Ты соединила ваши имена.
Найэль закрывает глаза, слезы льются по ее щекам.
Я вытираю лицо, несмотря на то, что не чувствую его, и поднимаюсь наверх. Я не могу этого вынести.
– Кэл, – зовет меня мама, и я возвращаюсь на землю. – Не закрывайся от нас, хорошо? Переоденься и спускайся.
Я еле-еле киваю и захожу в комнату, закрывая за собой дверь. Прислоняюсь к двери, прижимая ладонь ко лбу. Больше всего я хочу забыть все это и проснуться, чтобы этот сумасшедший страшный сон закончился.
Я скидываю ботинки и стягиваю с себя намокший свитер, бросая его на пол. Направляюсь было к комоду, но ноги меня не слушаются. Сгорбившись на полу, я чувствую, как ее руки обнимают меня. Она прижимается щекой к моей спине. Я чувствую внезапную слабость, и только она не дает мне пасть духом. Мы сидим на полу, прижавшись друг к другу… Понятия не имею, сколько проходит времени. Сейчас я могу только дышать.
Когда Найэль выпускает меня из объятий, я медленно выпрямляюсь и прижимаюсь спиной к кровати. Найэль садится рядом со мной. Рей спускается с кровати и садится рядом со мной с другой стороны. Я обнимаю Найэль и беру за руку Рей. Мы молча сидим. Не двигаясь. Мы просто… сидим.
– Поэтому она переехала в Сан-Франциско? Из-за того, что была больна? – наконец, мой голос нарушает тишину. Комната наполнена тенями, поэтому я могу только предположить, что солнце уже село.
– Ага, – выдыхает Найэль.
– Но я все время общался с ней. Она никогда… Я не знал. Мне кажется, я должен был понять.
– Она не хотела, чтобы ты запомнил ее такой. Она не хотела, чтобы ты видел, как она болеет, – объясняет Найэль, она прижимается щекой к моей груди и обнимает меня за талию. – Она просто хотела вернуться в Ренфилд, к вам, когда она победит свою болезнь. Некоторое время у нее была ремиссия, и она была сильно взволнована, потому что ее родители поговаривали о возвращении. Но потом… болезнь вернулась.
– Мы были ее лучшими друзьями. Мы заслужили знать это. Должны были быть там ради нее! – говорит Рей, в ее напряженном голосе чувствуется злость.
– Но это не то, чего она хотела. Для нее было очень важно, чтобы вы помнили ее только счастливой и полной жизни, - она всхлипывает, и я крепко ее обнимаю. – Но она всегда была такой жизнерадостной, даже после курса химиотерапии. И даже когда ей пришлось перенести переливание крови. Она не позволяла болезни сломить ее.
