Людмила Бояджиева - Сладкий роман
— Дрянь. Доверчивая дрянь. — Мрачно согласилась Дикси. — Совсем не думала, что они могут зайти так далеко… Во всяком случае — не трусь, никто не собирается тебя шантажировать. Их интересуют только художественные задачи.
— Как же! Может, я и не очень начитан, но давно усек, что все художественные задачи сводятся в конечном счете к «гонорару» — к славе, к «бабкам», амбициям. У кого в чем нужда. И не толкуй мне о «чистоте эстетических помыслов» — ударю. Честное слово, ударю!
— Кто ж говорит о чистоте? Меня соблазняли не призами на фестивалях деньгами, красивой жизнью, взятой напрокат, — яхтой, тряпками, путешествиями.
— Послушай… а твое наследство… — Чак выпучил глаза от страшной догадки, — тоже от них?
— Ты хуже агента ЦРУ! Такого накрутил! Они что, по-твоему, подкупили всю прокуратуру и адвокатскую коллегию? Бред… К тому же, Клавдия — моя настоящая прабабка.
— А этот русский, откуда он взялся?
— Не от них. Они о нем тогда и не слышали.
— Ладно, Дикси, твоя грязь — ты и выбирайся. Только вот, что я скажу, — моя жена, если уж на то пошло, никогда бы до такого не додумалась. Даже если бы пришлось просить милостыню. По-моему, это свинство… А я-то думаю, чего ты вчера ночью перед портретами разоралась? И ещё меня отталкивала… Значит, там везде камеры понатыканы… — Он с присвистом плюнул.
— Но ведь я так старалась выкрутиться! Хотела откупиться от этих шпионов и уже была уверена, что свободна…
— Н они сунули тебе под нос отснятые документики и пригрозили… — Чак с трудом удержал многоэтажное ругательство. Сжавшись на сидении, Дикси казалась совсем маленькой. Даже яркая бирюза на шее и пальцах поблекла, словно покрылась налетом пепла.
— Чак, ну что ужасного в том, что сняли интим? Ты же и на большом экране не раз появлялся достаточно откровенно…
— Так то — искусство, а это жизнь, — моя личная жизнь! — Он скрипнул зубами. — Ой, как мне хочется свернуть челюсти этим ребятам — руки чешутся! А тебя, — тебя просто выкинуть на дорогу!
Дикси схватила сумку и выскочила из машины.
— Да ты пижон, Чаки! Эта тачка и баллончик с искусственной грязью, с помощью которого ты придавал ей боевой вид, как и «трудовой пот» и бензин на твоей майке — сплошная бутафория, блеф! — Она демонстративно захохотала. — Ты бутафорский «крутой парень» — «made in Hollywood», а наделе — трус и мелкий пакостник. Мог хотя бы предложить свою помощь, если уж заговорил о любви…
Она решительно направилась вдоль дороги к виднеющемуся за поворотом поселку. «Лендровер» Чака завелся и медленно покатил следом.
— Садись, — он распахнул дверцу. — Я не совсем прав, Дикси. Противно, когда из тебя делают «подсадку», как на охоте… Тьфу! Мне надо подумать.
— Вот поезжай и хорошенько подумай, а я уж как-нибудь выберусь из этой отхожей ямы сама! — с силой захлопнув дверцу, Дикси перешла на встречную полосу и стала голосовать проезжающим машинам.
ЗАПИСКИ Доверчивой Дряни
РАСКАЯНИЕ ГРЕШНИЦЫ
Не думала, что вновь вернусь к этим листкам. Похоже, писание превращается в манию. Потребность старой девы, спешащей реализовать на бумаге свои несбывшиеся грезы или откровения вышедшей в тираж мессалины, возвращающейся таким образом к былым приключениям.
Как ни странно, святая грешница Дикси Девизо представляет сразу двоих, но вот берется за перо из иных побуждений. Ей не терпится стать прокурором занеся меч правосудия над своей собственной головой. Если первая часть исповеди, взахлеб повествующая о шальных похождениях Доверчивой Дряни, принадлежит все же человеку не слишком плохому — дамочке легкомысленной, отчаявшейся, но, в сущности, безвредной, то теперь в тетрадочку с крокусами заносит свои откровения совсем иное лицо. Преступница, взявшая на себя сладостную миссию саморазоблачения.
Про визит в Москву и ночь на даче Артемьевых я не утаила ничего. Попыталась, конечно, взвалить всю вину на верного семьянина, исправно выполнявшего свой супружеский долг, в то время как кокетливая парижская шлюшка уже тянула к нему свои жадные коготки. Парижанку обидели, обманули, заронив в её страждущую душу мечту о неведомом рае. Нет, Микки — лживый, обаятельный болтун — не забуду я твои речи в Венском лесу, все то, от чего ты так легко отрекся.
Ого! Сейчас закапают слезы, превращая мои признания в лиловые пятна. Ах, как приятно все же себя жалеть! Если честно, то обильный слезопад у меня вызывает именно это чувство: «Бедная, милая, славная, никем не понятая, никому не нужная Дикси…»
С таким выражением смотрела на меня Лола, уже знающая про полученное наследство и мое полное материальное благополучие. Перевалив за пятый десяток, одинокая девственница вышла замуж за школьного дружка, с которым тогда, в пятнадцать лет, так и не переспала. Теперь Руперт овдовел и забрал престарелую возлюбленную в родной городок на юге Вирджинии.
Прощаясь со мной и Парижем, Лола заливалась слезами, блиставшими на кофейной коже подобно алмазным россыпям. Все таки удивительно хитро переплетено в этой жизни прекрасное и безобразное. Я вручила новобрачной чек на крупную сумму — выходное пособие совместно с всеми просроченными долгами. Поколебавшись, Лола спрятала чек в кожаный мешочек, который носила вместе с всеми документами в своем необъятном бюстгальтере. «На сохранение беру. Верну, как только понадобится. Ты ж девка шальная — того и гляди все имение на мужиков растратишь», — проворчала она с неким восторгом перед этим пороком хозяйки. И вдруг заохала, застонала, засморкалась в промокший носовой платок и кинулась мне на шею. Обнявшись, мы стояли перед тремя дедушкиными картинами, вернувшимися на свое место, и молчали. Потому что чувствовали много больше, чем можно сказать или выплакать.
Я думала о том, как быстро тают мои иллюзии. Горячий ковбой Ал, олицетворявший для меня вольное, ненасытное мужское начало, стал заурядным, потрепанным бабником. Старина Сол предал, встал на сторону тех, кто загнал меня в угол… Где твой радужный мяч, легконогая девочка Дикси?
Осталась месть — такая глупая и, в сущности, грязная. «Уж ежели эти мерзавцы вынуждают меня доработать контракт, то пусть получают отснятую «клубничку» — именно ту, от которой у «тонкачей» расстраиваются животы» думала я. И очень постаралась организовать в старинном поместье веселый пикничок весьма сомнительного эстетического достоинства. А заодно насладиться тщетными усилиями опытных операторов, вооруженных до зубов техникой и мастерством для того, чтобы притащить своему шефу первосортную пошлятину.
