Сьюзен Айзекс - Волшебный час
— На этот раз тебе предстоит борьба за вещи поважнее, чем личное счастье, — напомнил я.
— Знаю.
— Например, с возможным обвинением в убийстве. — Голос мой прозвучал глухо и низко, как пластинка в сорок пять оборотов, проигранная на тридцать три. И в крошечной спаленке повисло душное напряженное безмолвие.
По-моему, Бонни не собиралась предаваться унынию. Она просияла в своей потрясающей улыбке.
— Что ж, не везет так не везет, пусть меня осудят за убийство. Представь, какой сценарий я смогу написать за эти двадцать-тридцать лет. Что там «Блондинка в цепях»! Такой буду, понимаешь ли, тертый калач, тюремная паханша в изодранной робе, титьки — наружу. Нет, само собой, я напишу общественно значимый сценарий, и обо мне появится отзыв в «Энтертейнмент тунайт».
— Расскажи мне о своем последнем сценарии.
— Ради бога. Назывался он «Перемена погоды». Основан на реальных событиях второй мировой войны. У побережья Лонг-Айлэнда всплывает немецкая подводная лодка, и с нее убегают два дерезтира. В моей истории их укрывают две женщины: домохозяйка средней руки и барменша, которая по выходным откалывает разные номера. В общем, о том, как они помогают изловить фашистов, и про дружбу, которая при этом возникает.
— Ты отправила Саю этот сценарий сразу, как написала?
— Я позвонила ему.
— И что произошло?
— Ну, сначала я поговорила с его секретаршей, попросила передать, чтобы он перезвонил — что он и сделал двумя днями позже. Мне показалось, что он встревожился. Честно говоря, думаю, он всполошился, что я могу попросить у него денег. Но когда я сообщила ему, зачем звоню, он успокоился и был очень мил: «Как я рад тебя слышать! Отличные новости. Пошли факсом, срочно. Руки чешутся прочитать». Дело было не в том, что она совершенно не красилась, и не в том, что у нее были потрясающие ноги: таких женщин, как Бонни, я в жизни не встречал. Казалось, она вообще не способна к кокетству. Я смотрел ей прямо в глаза, и она не сделала ничего из того, что обычно делают женщины, чтобы как-то защититься от прямого взгляда. Не дотронулась до носа, проверяя, не блестит ли он, не поправила прическу, не стала ни широко раскрывать глаза, ни прищуривать их, не расположила ноги в более выгодной позе, не изогнула бедро. Нет, она продолжала бесхитростно на меня смотреть. Я подумал: может, это оттого, что она выросла со своими старшими братьями, отцом — охотником на лосей и поджарой, широкоплечей матерью. А может, она когда-то уже пыталась эффектно взмахивать ресницами или кокетливо хихикать, да никто не обращал внимания. Или решила состроить кому-нибудь глазки в своем магазинчике, окруженная браунингами, ремигтонами и винчестерами, или глупо поинтересовалась, уставившись на мотор семейного бьюика: «Ой, а что это за штучки?», и тут же получила пинок под зад, реальный или символический. Она не была женственной, она просто была женщиной.
— Ты говорила, что Саю твой сценарий понравился?
— Ага.
Я вспомнил, что мне говорил Истон.
— Тогда зачем он попросил одного из своих людей придумать, что можно хорошего сказать про сценарий, чтобы отвязаться от тебя? И почему он говорил Линдси…
Я начал придумывать, как объяснить ей, что Сай называл ее сценарий дерьмовым, по возможности избежав этого слова.
— Я точно не знаю. Что касается Линдси, думаю, вполне естественно, что он старался скрывать любые взаимоотношения со мной. — Бонни начала разминать ступню. — Я хочу сказать, что Линдси обладает сверхчутьем на любую женщину в радиусе ста километров. Отправляясь ко мне, Сай соблюдал все возможные меры предосторожности: разве что не носил темных очков и фальшивого носа.
Она перестала разминать ступню и начала тянуться всем корпусом к пальцам ног. Это напоминало разминку перед марафонским бегом: Бонни готовилась к побегу. Она была не из тех, кто позволил бы ограничивать свою свободу.
— Почему он попросил своего помощника найти какие-нибудь хорошие слова для тебя?
— Может, занят был.
— Нет.
— Когда он попросил своего помощника прочитать сценарий?
— Пару месяцев назад.
— Как раз тогда я прислала ему второй вариант. Сай сказал, что ему все очень понравилось, но нет времени посерьезнее им заняться, пока он не окончит «Звездную ночь».
— Второй вариант — это то, что ты переписала, основываясь на его замечаниях?
— Да.
— Зная Сая, могло статься, что сценарий ему не понравился, хоть он и сказал, что понравился?
Она подумала и сказала:
— Могло. Может, он — ну, я не знаю, — хотел, чтобы я просто снова возникла в его жизни, ненадолго.
Вид у нее был обескураженный, как будто она только что прочитала письмо с бесцеремонным и грубым отказом.
— Но он в самом деле написал мне очень милый отзыв. Что-то вроде: «Наскоро проглядел. Восхищен. Не могу дождаться, когда смогу прочесть его с толком, с чувством, с расстановкой».
Это может сыграть ей на пользу. Ведь если Саю понравился сценарий и у нее осталось письменное доказательство того, что это так, тогда какой ей смысл его убивать? Мертвые продюсеры фильмов не ставят.
— Он написал тебе записку? — спросил я.
— Да. У него были такие специальные именные карточки. Он написал на одной из них.
— Напечатал или написал от руки?
— Кажется, написал от руки.
— Ты не сохранила записки?
— Она, скорее всего, осталась в папке со сценарием «Перемены погоды». В моем кабинете.
И вдруг она замерла.
— Ах нет, подожди. Ты хочешь доказательство того, что ему понравился сценарий. Да? Хорошо. Посмотри в той же самой папке. Там есть другая записка, которую он написал, когда прочел первый вариант. Сай во всей своей красе. Восемь страниц, через один интервал, мелким шрифтом. Там обо всем: начиная с главного персонажа и кончая тем, как я неправильно употребила сослагательное наклонение. Вперемежку со словами «отлично», «аттически», «ядовито».
— А что означает «аттически»?
Она покусала губу.
— Понятия не имею, честно говоря. Это одно из тех слов, которых никто за всю историю человечества вслух не произносил, да и в книгах не встретишь. Он еще написал, что это «ко времени». Вот что его больше всего поразило. Сай всегда мне говорил, что я родилась слишком поздно, что у меня дар писать сценарии предвоенных фильмов. Он никак не мог поверить, что я, наконец, написала сценарий, который мог понравиться не только моей тете Ширли или профессору из киношколы с извращенным вкусом. В духе восточных, а не западных штатов.
