Савански Анна - Английский сад. 2. Тернистая дорога
- Шон, - услышала она, - как ты? Она совсем тебя измотала! – воскликнула Жюстина, - совсем ничего не ешь…
- Все хорошо, - отмахнулся отец, - мне нравиться этот дом с его прошлым. Говорят здесь было толпы студентов.
- Избранные, - добавила Энди, - в том маленьком саду поцеловались мои родители, а это, - она указала на портрет ослепительной брюнетки в голубом платье, - Джорджина Грандж, моя бабушка.
- Шон, у вас есть деньги? – напрямик задал вопрос Максим, собираясь выписать счет, - или помочь карточками?
- Нет, мы живем сносно, - Шон переглянулся с женой, лучше он возьмет денег у тестя, нежели у родного отца.
- Точно? – Аврора вздохнула, она почти перестала слушать о чем говорят все.
- Что ж нам, наверное, пора, - девочка дождалась, когда они уйдут. Ей захотелось в Грин-Хилл, или в Гарден-Дейлиас, Джулия печет потрясающие пироги с потрохами.
Родители Шона стали все чаще приезжать к ним, привозя то корзину фруктов Авроре, то свежую рыбу, то отвозя Аврору на каток, а Жюстина предлагала помощь с Доми, отпуская Энди по делам. Мало по малу их отношения стали напоминать нечто подобие семейных. Энди не возражала против такой помощи, она только не понимала: это намерено, или от чистого сердца? Урсула просила ее верить в лучшее, и Энди невольно приходилось это делать, вспоминая слова матери – лучше худой мир, чем война.
₪
Отчаяние затопило ее с головой, она хотела утонуть в нем, хотела уснуть, забыться и никогда больше не просыпаться, она не хотела чувствовать боль, страдать и сожалеть. Все решилось в тот день, когда мерзла пару часов на Пиккадилли, ожидая его. Она помнила его печальные глаза, эти слова преследовали ее по ночам. У нее отняли ее жизнь, словно вырвали бьющееся сердце, втоптав его в грязь прямо у нее на глазах. Ее оторвали от него, отобрали… И эту жизнь отобрала Мириам Уэлш. Эта глупая гусыня, которая приходила в галерею Фоксов, зная, что она куратор Джулии, но ни разу не смогла подойти и поговорить с ней, у нее не хватило смелость на это. Презренная дрянь.
Елена вошла в их тесную квартирку, где еще несколько месяцев тому назад, они предавались любви. Том разрешил сюда приходить, когда от жизни будет совсем тошно, он заплатил до конца этого года. Этот год почти заканчивался. Ей удалось раздобыть бутылку дешевого вина, она хотела напиться. Елена скинула туфли, опускаясь в старое жесткое кресло, она открыла бутылку, даже не удосужившись налить вино в стакан. Завтра утром он жениться, завтра ночью его руки будут касаться Мириам, завтра умрет она вместе с его свободой.
В прихожей послушался шум, но это уже не волновало ее, пусть придут, ограбят, но брать у нее ничего, надругаются, если дух уже мертв. Все кончилось, это ночь последняя, последняя ночь, когда в ней теплиться жизнь. Елена откинулась в кресле, когда ее застигло знакомое и любимое:
- Елена? – нежели, она так напилась, что ей уже мерещилось, - что ты здесь делаешь? – она обернулась к нему, на пороге спальне стоял Том. Его рубашка была помята, сам он еле держался на ногах.
- Пришла топить горе, - ответила она, - а ты?
- Тоже, - она поднялась, идя навстречу к нему, - поцелуй меня.
- Ты пьян! – возразила она, - Том, - он оперся на нее, заглядывая в ее медовые глаза.
- Я люблю тебя, - он взял ее за подбородок, удерживая ее лицо, припадая к ее теплым губам. Она ощутила на губах вкус виски, его горячие ладони у себя на талии, его возбужденную плоть упершуюся ей в живот. Она стала задыхаться, ей стало немного не по себе, она начала сходить с ума. Его губы скользнули по ее шее, потом ниже, доходя до ворота шерстяного платья. Том нашел молнию, быстро опуская вниз ее бегунок. Он вытащил ее дрожащие руки из рукавов, спуская платье вниз. Его страсть была безудержна, Том больше не мог ждать. Столько бессонных недель, столько ночей, когда он лежал в постели, смотря в потолок, сгорая от желания быть с ней. И вот сегодня она была его. Сегодня. Было только сегодня. Ибо завтра будет только боль.
Он опрокинул ее на кровать, сразу же овладевая, сразу же заявляя свои права на нее. От его резких толчков, она дрожала, он грубо сжимал ее запястья, смотря в глаза, не разрешая прикасаться к нему. Она была нужна ему, как воздух. Но удовлетворения все не приходило, у Елены захватывало дыханье, она не могла дышать и думать. Больше не было волшебства, на них давила темнота, плотно окутавшая их. Она умирала без него, и одновременно погибала рядом с ним. Том упал на нее, прижимая ее голову к своей груди. Утром придет сожаление.
Елена проснулась рано утром, когда Том одевался. Она не хотела встречаться с ним, не хотела выслушивать его оправданья и слова сожалений. Она просто хотела, чтобы эту ночь ничто не могло опечалить. Том оставив, записку ушел. На свадьбе говорили было много гостей. Джулия, не зная о романе подруги с Томом, во всех подробностях описывала платье невесты и само торжество, высказав свое пренебреженье. Джулии тоже не нравилась Мириам, она была такой же, как и ведьма Джастина. С вида такая милая, такая наивная, а за масками нет ничего кроме лживой мелочной душонки.
Тому с трудом дались клятвы в церкви, с трудом он выдержал венчание и банкет. Это напоминало ему пир во время чумы, в стране нет денег, дай боже ей бы наскрести бы их на летнюю Олимпиаду и на все остальное, а они едет за счет дядюшки Сэма, и заставляют его радоваться. Все возвращается. Мириам сияла, а он пытался проводить время с Шоном или Джорджем, а Джастин утешал его, что в будущем он наверняка сможет с ней развестись. Только это и грело Тома, но большего всего его беспокоила брачная ночь. У него никогда не было тупого механического секса, он никогда не делал это беспристрастно, будь-то это классная фривольная американка или же Елена. Как не пыталась Мириам пробудить в нем нежность, все было тщетно. Он сам себя возбудил, ибо его жена не будила в нем ничего. Он хотел причинить ей боль, вызвать у нее навсегда отвращение к тому, чтобы у нее больше не было желания затащить его в свою постель. Это будет грубо, пускай он будет себя чувствовать бесчувственной скотиной, зато с этим ему будет легче жить. Да, этой кровью, он мечтал сохранить верность любимой. Сегодня он упал в пропасть, сможет ли он взлететь когда-нибудь еще?
₪
Февраль – май 1948.
Теперь и он вступил во взрослую жизнь, и теперь отец мог гордиться ни только его братом. Роберт в свои девятнадцать уже смог завоевать доверие отца и стать его помощником, он предлагал траектории развития компании, и Виктор порой соглашался с ним. Он отличался острым умом и прагматичностью, рассудительностью и серьезностью. Ему не составило труда поступить в медицинский колледж, хотя он прекрасно осознавал, что вряд ли будет дневать и ночевать в госпитале, как дядя Артур, Джейсон или кузина Энди, поэтому для управления компании Роберт выбрал фармацевтику. Виктор осознавал, что сын не станет таким же талантливым, как Фредерик Сван, и что ему больше подойдет роль управленца, но не смотря на это Роберт работал в лаборатории лучшего ученика Фредерика – Элиота Рида.
