Екатерина Риз - Такое вот кино (СИ)
Я проснулась от того, что он на постель сел. Даже не думала, что уснула, за мыслями как-то незаметно отключилась, а тут глаза распахнулись, я вздохнула, поняла, что Сашка рядом, но в комнате по-прежнему темно. Я повернулась на спину, поняла, что Емельянов сидит, привалившись спиной к спинке кровати, и молчит. Ко мне не лезет, рук не тянет, сидит в темноте и молчит. Правда, голову повернул, посмотрел на меня.
- Разбудил?
- Не знаю, - тихо ответила я. - Я просто лежала, лежала, а потом ты пришёл.
Сашка руку протянул, погладил мои волосы.
- Который час?
- Два почти.
Значит, я всё-таки уснула. А Емельянов бродит. И в два часа ночи мне его даже не хочется выгонять из постели, вспоминать про свою силу и принципиальность, хочется протянуть руку и обнять его. Я почти готова была это сделать, но опередил меня вопросом:
- А ты кого хочешь, мальчика или девочку?
Я замерла в удивлении, если честно, довольно долго обдумывала его вопрос, не потому, что он меня в тупик поставил, непонятен был интерес Емельянова. Обычно он таких тем всеми силами избегал. А тут в два часа ночи его пробило.
Я тихонечко кашлянула, и решила ответить честно.
- Если получится, то обоих.
Он странно угукнул, снова замолчал. Я уже решила, что он издевается, очередная попытка добраться до желаемого, в данный момент до моего тела, но дальше он сказал такое, отчего уже я потеряла дар речи.
- А у меня есть сын.
Мы ещё минуту провели в тишине, я даже шевельнуться боялась. Потом осторожно подтянулась на руках, тоже села. Потёрла глаза. Не знала, что сказать, не знала, как реагировать, и просто ждала продолжения. И Сашка продолжил.
- Ему сейчас шесть, его зовут Максим. И я видел его один раз. Издалека. Скажи что-нибудь, - попросил он после паузы.
- Я не знаю, что сказать, - призналась я.
Сашка усмехнулся, руку за голову заложил.
- Да уж, что тут скажешь? Я лучший отец в мире. Хотя, и не отец. Так, биологический фактор.
Я лицо руками закрыла, покачала головой, даже не зная, видит это Емельянов или нет. Но не стала сгоряча судить, произносить наставительные речи, вместо этого попросила:
- Перестань язвить. Лучше расскажи.
- В лучших традициях сентиментального чтива скажу: это трагическая история.
- Саш, сейчас не тот момент, правда.
- Я знаю. Но кроме того, что я сам, впрочем, как всегда, всё испортил, мне сказать нечего. - Я в темноте видела, как он упёрся локтём в своё колено, кашлянул странно, видимо, на самом деле волновался. - Её звали Оля. Мы вместе учились в медицинском, на последнем курсе встречаться начали. Как-то всё получилось незаметно, по крайней мере, для меня. Это были мои первые серьёзные отношения. Мы даже съехались, квартиру снимали вместе. Она после института сразу на работу устроилась, по специальности, всё так, как и должно быть, в понимании нормального человека. Пять лет в медицинском, это всё-таки не кот начихал, сама понимаешь. Но Ольга знала, что я вряд ли пойду прямой дорогой. Хотя, к концу учёбы от меня этого уже никто не ждал. В первую очередь отец.
- Ты познакомил её с родителями?
- Да. Мы прожили вместе полтора года. Я был знаком с её родителями, она с моими, и это всё что-то значило. О чём я не то чтобы не догадывался, не задумывался. После института у меня планов было вагон и маленькая тележка. И семейные радости в них никак не входили.
Я прижалась затылком к мягкой спинке кровати. Усмехнулась в темноте.
- Но ты прожил с ней полтора года. - Сашка сжал и разжал кулак, а я добавила, не могла промолчать: - Потому что тебе было удобно.
- Да, - отозвался он недовольно. - Мне было удобно. Ты права, всегда права.
Я головой качнула.
- Не злись. Я просто...
- Не могла промолчать. Понимаю. И уже сказал, что ты права. Но я любил её. Как понимал это, как чувствовал, так и любил. И искренне верил, что ей этого достаточно. Что пока она работает в поликлинике, а я затеваю то одно великое дело, то другое. Отец всё это неизменно называл афёрами. В чём-то он был прав, и афёры были, откровенно глупые. А тут девочка, мечтающая о медицине, правильная, спокойная, Оля моим родителям очень нравилась. А я был непонятным, шабутным мечтателем, который то и дело во что-то вляпывался, в какие-то неприятности. Знаешь, если вспомнить те времена, я предательски начинаю понимать своего отца. Но я не хотел быть врачом, не хотел наград и званий, благодарных пациентов, даже если они будут благодарны мне за спасение жизни. Я просто знал, что не спасу. Ну, не моё. Я уходил от медицины всё дальше, а отец всё больше разочаровывался. В итоге, мы практически перестали общаться. Оля говорила, что понимает, говорила, что любит, наверное, верила, что всё, в конечном счёте, встанет на свои места, точнее, что я найду своё место. Одно определённое, понятное окружающим место в жизни. А я, Тань, в двадцать пять как-то не торопился. Меня всё устраивало. Даже если что-то не получалось, я наслаждался самим процессом, драйвом, суетой, ажиотажем. В больнице я бы этого не получил, это я точно знаю. Я пропадал сутками, я с кем-то встречался, что-то без конца затевал, кому-то что-то продавал, или бегал за кем-то, чтобы что-то купить. Встречался с друзьями, встречался с людьми, которых называл партнёрами по бизнесу. У меня была жизнь. Отдельная от неё, и меня устраивало, что она ждала меня в нашей квартире, и когда я там появлялся, она встречала меня.
На это я тоже могла знакомо поддакнуть, даже кивнула, но в последний момент заставила себя промолчать, надеясь, что Емельянов моего кивка не заметил.
- И это должно было чем-то закончиться. - Он посмотрел на меня. - Как у нас с тобой. Все отношения подходят к определённой точке, ты совершенно права. Я эту проклятую точку по традиции проскакиваю. Если мне хорошо и удобно, мне просто хорошо и удобно. Вот и с Ольгой получилось также паршиво. Не заметил. Мы прожили вместе полтора года, и, как выяснилось, она ждала очевидного продолжения, а я... - Сашка помолчал, затем признался: - Я не хотел. Жениться не хотел, не видел необходимости, семью не хотел. Я был занят, я был оторван от реальности, как раз собирался заняться первым кинотеатром. - Он вдруг повернулся ко мне и, понизив голос, сказал: - Тань, я влез в миллионные долги. И у меня не было никаких гарантий, что я из них выберусь. Я мог думать только об этом.
- А она забеременела.
- А она забеременела, - эхом отозвался Сашка. - И ждала от меня определённой реакции. Самое поганое, что она не сомневалась в моём решении. И это самый ужасный момент моей жизни, я никогда не забуду, как она смотрела на меня. Как побледнела после моих слов, как глаза потухли. Я тогда не воспринял всерьёз, ну расстроилась, девочка, что ж поделать. А потом, спустя годы, вспоминая... Я уже даже не знаю, не помню, как всё было, наверное, я со временем что-то себе придумал. Но оттого ещё ужаснее. Потому что я тогда не готов был её слушать. Я знал, что всё не вовремя, и я просто не хочу.
