Соль под кожей. Том третий (СИ) - Субботина Айя

— Это — завещание моего отца. — Угорич стучит пальцами по лежащей ближе к нему стопке.

Очень глупо, принимая во внимание тот факт, что он сделал это без соблюдения элементарных юридических формальностей, не дав раскрыть рта даже собственному юристу.

Я, в отличие от него, собираюсь действовать строго по протоколу и молча жду, пока команда законников «ТехноФинанс» хотя бы бегло ознакомится с копией документа. Они просят сравнить два экземпляра (один — оригинал, который настолько искусно сделан, что даже я, зная о его происхождении, не нахожу к чему придраться).

— Это же просто формальности, — снова формирует Угорич. — Там черным по белому написано, что я являюсь единственным законным наследником «ОлмаГрупп», которую «ТехноФинанс» себе присвоила!

Юрист наклоняется к его уху, шепчет явно какие-то наставления, но Константин отмахивается от него как от назойливой мухи.

Никогда не думала, что бывает так сложно сидеть с каменным лицом, потому что в душе мне просто кишки выворачивает от желания рассмеяться ему в лицо со словами: «Тупая ты, ведомая, жадная тварь, я же тебя как лоха на три щелчка пальцами развела!»

— Кто-нибудь из вас, — перехожу взгляд с Угорича на его юриста и обратно, — для начала объяснит мне суть это перформанса?

— Это завещание моего отца, Гарина Александра Игоревича! — Константин вскакивает с места, несмотря на тщетные попытки юриста снова усадить его обратно.

Его крик разрывает напряжённую тишину комнаты. Я сохраняю спокойствие, наблюдая за тем, как он теряет контроль. Этот спектакль только укрепляет мою позицию. А заодно, хоть зрителей у истерики Константина не так уж много, все они прекрасно видят, что мой «любимый» братец абсолютно не контролирует не то, что ситуацию, но даже себя самого.

Юристы с обеих сторон переглядываются, один из моих — Денис Эггер — поднимает голову, чтобы взять слово.

— Константин Александрович, прошу вас успокоиться. Мы понимаем всю важность вопроса, но такие дела требуют детального анализа.

— Детального анализа? — Угорич бросает на него злобный взгляд. — Это завещание чётко говорит, что я — единственный наследник. Что вам ещё нужно? Прочтите, мать вашу, еще раз, если с первого до ваших куриных мозгов…

— Константин Александрович! — перебиваю его зреющую грубость довольно жестким окриком, из-за чего он все-таки на минуту теряет дар речи. — Прежде чем мы продолжим, я вынуждена напомнить, что вы находитесь здесь исключительно из моей доброй воли и потому что я привыкла решать вопросы с глазу на глаз, а не устраивать забавные юридические переписки в прессе. Но, поверьте, ничего не помешает мне прямо сейчас выставить вас вон, и сделать так, что в дальнейшем ни один наш контакт по этому вопросу или любому другому не будет обходиться без присутствия службы безопасности. Сейчас я не сделала этого только потому что полагала, будто имею дело со взрослым человеком и опытным бизнесменом. Желаете убедить меня в обратном? Отлично, вы на верном пути.

Константин даже не скрывает, что с гораздо бОльшим удовольствием свернул бы мне шею как воробью, но здесь моя территория, мои возможности, а у него настолько плачевное положение, что он даже опытного юриста нанять не может. Не знаю, из какой жопы мира он откопал это серое непонятное и, очевидно, более чем юридически беспомощное существо, потому что любой грамотный юрист еще на берегу предупредил бы о том, что это дело яйца выеденного не стоит.

Впрочем, мне ли жаловаться? В нужный мне сценарий истерический припадок Угорича и его безграмотные шаги как раз идеально вписываются.

— Я… прошу прощения, — сквозь зубы цедит Константин, садится на стул и скрещивает руки. Но даже это толком сделать не может, потому что продолжает выстукивать чечетку пальцами, на этот раз — на собственных предплечьях. — Я подожду, сколько нужно, Валерия Дмитриевна.

Я выжидаю несколько секунд, Угорич нервно машет рукой и только после этого юристы включаются в работы. Наш экземпляр завещания растаскивают буквально по листам, пока Константин как коршун следит за тем, чтобы на его «подлинник» даже тень не упала. Как будто сразу после этого с него волшебным образом испаряться все доказательства в виде живой подписи.

Наверное, с тех пор, как мы виделись в последний раз его финансовые дела окончательно сыграли в ящик, потому что ведет он себя просто как форменная истеричка. Нельзя вот так на полном серьезе вламываться в головной офис «ТехноФинанс» и требовать долю в миллионном бизнесе здесь и сейчас. За такое даже в приличных кругах могут «угостить» разве что говном на лопате.

Я верчу эту мысль все время, пока юристы о чем-то переговариваются и делают пометки в блокноты. Не могу объяснить точно природу этого предчувствия, но почерк очень уж знакомый. Шутов уже однажды устроил ему личный финансовый Армагеддон, и нельзя не признать, что сейчас эта ситуация развернулась мне на руку в полный рост.

Мой телефон лежит на столе, на расстоянии вытянутой руки.

Я переплетаю пальцы, чтобы не поддаться импульсивному желанию написать этому придурку. Это же будет совершенно нормально — обычный вопрос по делу, чтобы убедиться, что Угорич не блефует и я могу давить его по-взрослому.

Черт, да кого я обманываю?

В последние дни только то и делаю, что высасываю из пальца любой повод написать ему.

Да пошло оно все!

«Тут Угорич с истерикой. Судя по всему, его финансы в полной жопе. Твоих рук дело?» — я просто набираю текст, не взвешивая, не оценивая его на уровень достаточной сухости.

Отправляю.

Откладываю телефон и пытаюсь вникнуть в юридические коллизии.

— Документ нуждается в проверке, — настаивает мой второй юрист, Виктория Смехова. — Нельзя давать ход делу без подтверждения его подлинности.

— Но даже после этого, если все будет в порядке, — подключается Эггер, — потребуется проверка на соответствие его всем законодательным нормам.

Юрист Угорича осторожно подаётся вперёд, держа документ перед собой, словно это оружие.

— Завещание заверено в нотариальной конторе и содержит все необходимые подписи. Мы готовы предоставить подтверждающие данные.

Очень тяжело не рассмеяться в голос, потому что, конечно же, никаких подтверждающих данных они предоставить не могут. И судя по перекошенному лицу Константина, подобный ход он со своих горе-представителем не обсуждал.

Но я снова сдерживаюсь и спокойно говорю:

— Прекрасно. Тогда у нас не должно возникнуть проблем с этим.

Эггер и Смехова начинают перечислять все необходимые процедуры, очень оптимистично озвучивая срок в несколько недель, но на Константина их прогноз действует как красная тряпка на быка.

— Это лишнее! — орет он, абсолютно не обращая внимания на то, что я уже в открытую морщусь от раздражения. — Я не позволю вам затягивать процесс ради ваших бюрократических игр!

Я резко поднимаю руку, жестом заставляя его замолчать.

— Константин Александрович, либо вы даёте юристам «ТехноФинанс» выполнить их работу, либо здесь и сейчас заканчивается мое терпение — поверьте, абсолютно царское с учетом вашего непозволительного поведения — и вы прямо сейчас отправитесь к черту вместе со своей писулькой, вторым экземпляром которой я просто подотру задницу.

Угорич буквально силой сжимает челюсти, его глаза метают молнии, но он все-таки снова усаживается на стул. Юрист рядом с ним наклоняется и шепчет что-то на ухо, но тот лишь раздражённо машет рукой.

— Денис, — обращаюсь к Эггеру, — ваши комментарии?

Он спокойно, даже с ленцой поправляет очки, намеренно или нет, не замечая висящего в воздухе напряжения.

— Валерия Дмитриевна, документ действительно выглядит корректным. Но проверка в любом случае требуется, особенно учитывая срок давности и вопросы, которые он вызывает.

Я понимаю, куда он клонит — прошло семь лет с тех пор, как не стало моего отца. Почему его завещание всплыло только теперь, почему Угорич не предоставил его раньше?

— Завещание — один из самых оспариваемых документов в юридической практике, — продолжает Смехова, — именно потому, что их чаще всего пытаются подделать.