Ольрика Хан - Пока Майдан не разлучит нас
Понимая, что это единственное, чем я еще могу украсить безнадежно изуродованную ночь, несусь к порогу. От проезжей части парковки его отделяют невысокие цементные плиты – чтобы какой-нибудь пьяный идиот не въехал в витрину своим расплавленным от алкоголя мозгом. В это время из всех лас-вегасских идиотов на парковке, похоже, я одна. На ускорении, задыхаясь от перевозбуждения от пережитого, я спотыкаюсь о заградительную плиту, лечу головой в мусорный бак, опрокидываю его на витрину, успеваю увидеть изумленное лицо магазинного попрошайки, и, тормозя ладонями по асфальту, вхожу в игру своего школьного детства «Я – Луноход 1»…
Кажется, я жую витринное стекло. Сплевываю. Нет, витрина на месте. Наверное, кусочек зуба. Поднимаю глаза к небу. «Ну, зачем? Всего-то бутылочка вина…» Под веселый ангельский смешок меня окружают местные алкаши и алкашки. Как тараканы, они выползают из всевозможных щелей и организовываются в плотное сочувствующее колечко. Кто-то сует салфетки, кто-то протягивает водичку, кто-то пытается поднять, подставив нетвердое мужское плечо. Как можно более радостно улыбаясь человечности ликероводочных коллег, но твердо мотаю «нет-нет-нет» в ответ на предложения о продолжении дружбы.
Встреча с полицейскими неизбежна. На велосипедах, они появляются быстрее, чем я могу унести свои конечности, ушибленные об алкогольную мечту. К моменту их приезда меня уже успевают усадить на лавчонку, всунуть в руки бутылку с водой, и поместить под неусыпный надзор менеджеров торговой точки. В их опрятных улыбках читается тревога – а вдруг я террорист, и моя голова начинена взрывчаткой? Не каждый день витрину магазина таранят прохожие без автомобильных колес.
Разговор с полицейским длится недолго. Кто? Что? Откуда и куда? Продолжая улыбаться губами, распухающими от мусорного поцелуя, рассказываю. Я – студент докторантуры, университет Колорадо, еду в Лос-Анджелес. Сама? Нет. Муж спит в отеле… Захотелось прогуляться… Вот, заскочила в магазинчик…
Если лас-вегасского полицейского что и может удивить, то только трезвость того, кто несет чушь. Оставила мужа в отеле? Прогуляться по окраине Стрипа одна? Я трезва, и в этом они не видят нужды сомневаться. Скорее, переусердствовала с учебой – такой приговор я читаю в их глазах. Но, слава Богу, они не доктора. Предложив вызвать мне такси и услышав решительное «No!», полисо-педы неодобрительно качают головой, но все же оставляют меня в покое. Пожелав напоследок приятного отдыха в Лас-Вегасе и счастливой дороги на Голливуд.
Да уж, приятный отдых. Как старая боевая лошадь, хромаю в конюшню, издавая горестные хрипы. Лас-Вегас по-прежнему в огнях, но они меня больше не зажигают. Звездочки в голове складываются в одну связную вопросительную мысль – что я буду рассказывать Лешке?
В гостиницу вхожу без победных фанфар. Смотрю строго под ноги, пытаясь избежать взглядов. Порванный сарафанчик, разбитое колено, подпухшая губа – так, наверное, и должна выглядеть бабочка, обжегшаяся праздничным фейерверком.
Обвожу взглядом прокуренный зал. Игроков в нем осталось немного, и радостных лиц среди них нет вообще. Рассвет отбирает мечту, возвращая сознание в уныние будней. Утро – не время дерзких ставок и блистательных побед.
Бредя к башенному лифту и размышляя о диалектике света-тьмы, снова наталкиваюсь на винную витрину. Еще один ликерс-стор – «о, Вегас, ты неутомим!» Минуя преграды, направляюсь к стойке. В конце концов, какое кому дело до моей распухшей губы? В кошельке у меня по-прежнему теплится неизрасходованный кредит, и по стандартам Лас-Вегаса я еще очень далека от дна, на которое уже погрузились застывшие у автоматов тени-люди.
Осторожно открываю номер. Удивительно – ключ все еще со мной! Лешка спит. Представляю, как можно было бы заверещать, если бы все это происходило в голливудском фильме:
– Пока ты тут безмятежно дрыхнешь, твою жену чуть дважды не убили и один раз не ограбили!
Можно было бы еще запустить бутылочкой вина, чуть-чуть мимо головы заспавшегося супруга. Для эффекта. Представляю, как Мишка медленно бы поднял свою башку, медленно-медленно надел очки, медленно-медленно на меня посмотрел, щурясь, а потом медленно произнес: «Дорогая, ты же только что была рядом!»
Хихикаю своей незатейливой придумке. Ничем я, конечно, швыряться не собираюсь, а тем более вином. Его лучше использовать для отвоевывая у надвигающегося утра кусочка волшебной ночи.
Шторы плотно закрыты, и зарождающийся свет не имеет шанса проникнуть в мое царство мечтаний. Сажусь на пол, опираюсь спиной о стену. Нащупывав в сумке штопор, привычно вонзаю его в пробку. Ббик – вход в волшебную потусторонность откупорен, и я блаженно просачиваюсь внутрь…
Внутри тепло и беззаботно. Там будущее и прошлое вместе. Там я. Большая и маленькая. Дурашливая и умная. Добрая и злая. Все в одном. Там не нужно притворяться, меняя маски. Там я такая, какая я есть – сумасбродная и свободная. Невыдуманная и странная. Реальная нереальная я.
Вижу себя крошечной малышкой на руках у папы. Раскачивая меня вправо-влево и подкидывая вверх-вниз, он хохочет, радуясь моему детскому восторгу. Папины сильные руки подбрасывают меня в африканскую высь, и я вижу оттуда – из-под синих небес Мозамбика – мою красивую маму, бегущую по саванне навстречу моим восторженным воплям. «Ренато, осторожно! Не урони!!» – слышу ее встревоженный крик. «Не бойся, дорогая! – кричит папа, несясь навстречу любимой и с разбегу принимая ее в наш маленький, но крепкий союз. – Не бойся! Жена революционера не может трусить! Она должная смело смотреть вперед, в прекрасное будущее человечества!» Прижимая маму к себе, папа объятиями пытается задушить страх, перенесшейся в африканский мир леди. Мамины русые волосы путаются в черных кудрях отца, и небо уже не видится мне монотонно синим – я смотрю на него сквозь разноцветные пряди родительских волос. Обласканная и защекоченная ими, смеюсь. Беззубо и счастливо.
А потом небо взрывается багряно-красным. Вижу мечущихся в огне людей, слышу выстрелы и крики. Пытаясь вырваться из огненного плена, зову: «Мама!! Папа!!!» Я кричу и кричу, но ни папа, ни мама не приходят мне на помощь. Чужие руки подхватывают меня, чужие запахи наполняют меня тошнотой… Я замолкаю и погружаюсь в темноту…
– Бабушка, где моя мама? Где папа? Почему их нет здесь, с нами? Почему они остались в Мозамбике? Ты обещала, что они вернутся, а их все нет и нет!
Я сижу в своей детской кроватке бабушкиной квартиры, и по щекам моим катятся горькие слезы. Меня снова разбудил мой мозамбикский кошмар. Я снова кричала, пытаясь выбраться из огня. А вокруг кружился пепел и извивались в огненном танце люди…
