Сигрид Унсет - Йенни
– Право, не знаю… Разве всегда находишься в зависимости от того, что любишь? Вот вы находитесь в зависимости от вашей работы… Ну, а когда любишь другого человека, – произнес Хельге тихо, – тогда, значит, действительно находишься в полной зависимости?
– Да. – Она подумала с минуту. – Но ведь тогда мы сами сделали свой выбор. Тогда человек перестает быть рабом, он добровольно служит человеку, которого ставит выше себя… Скажите, вы радуетесь, что начинаете ваш новый год один, что вы независимы и свободны и будете заниматься тем, чем хотите?
– Да, – ответил он задумчиво.
Йенни встала и открыла ящик с красками.
– Теперь надо приниматься за работу, – сказала она.
– В таком случае вы хотите, конечно, отделаться от меня. Йенни улыбнулась:
– Да ведь вы, вероятно, устали?
– Нет, я не чувствую ни малейшей усталости… Мне хотелось бы расплатиться…
Йенни позвала женщину, помогла Хельге расплатиться и в то же время уже выдавливала краски на палитру.
– Мне очень хотелось бы еще повидаться с вами, фрекен Винге, – сказал на прощание Хельге.
– Я была бы очень рада видеться с вами. Если хотите, то приходите как-нибудь к нам пить чай. Мы с Франциской живем на Виа Вантаджио, 3. Мы обыкновенно бываем после обеда дома.
– Благодарю вас, с удовольствием воспользуюсь вашим приглашением. Ну, а теперь, доброго утра. Благодарю вас за все.
Йенни пожала ему руку.
Когда он выходил в калитку, она стояла уже за мольбертом и писала, напевая песенку, которую они слышали ночью. Теперь эта песенка была ему знакома, и он тоже принялся напевать ее, идя по улице.
IV
Йенни высвободила руки из-под одеяла и закинула их за голову. В комнате было холодно, как в леднике, и темно. Она чиркнула спичкой и посмотрела на часы – было без нескольких минут семь часов вечера. Она могла поваляться еще несколько минут; она снова спрятала руки под одеяло и уткнулась щекой в подушки.
– Йенни, ты еще спишь? – спросила Франциска, отворяя дверь, не постучав предварительно. Она ощупью пробралась к кровати и погладила подругу по лицу. – Что, очень ты устала после бессонной ночи?
– Нет, ничего. Теперь я встану.
– Ты когда вернулась домой?
– В три часа. После того как я поработала в студии, я пошла в Прати и там приняла ванну, а потом обедала в Рипетта, ты знаешь? Придя домой, я сейчас же улеглась. Теперь я выспалась и сейчас встану.
– Лучше подожди немного, здесь ужасно холодно, я затоплю, – и, говоря это, Франциска зажгла на столе лампу.
– Позови синьору, она все сделает… Ческа, но до чего ты нарядна! Дай посмотреть на тебя! – Йенни уселась в кровати.
Франциска поставила лампу на ночной столик и стала медленно поворачиваться перед Йенни.
На ней была та же зеленая юбка, но блузка была белая, кружевная. На плечи был живописно накинут шелковый шарф бронзового цвета с серо-голубыми полосками. На шее – ожерелье из двойного ряда крупных кроваво-красных кораллов, а с ушей на ее смуглую шею ниспадали длинные серьги также из кораллов. Она с улыбкой откинула с висков волосы, чтобы показать подруге, что серьги были привязаны к ушам нитками для штопки.
– Ты подумай только, ведь они достались мне за восемь-десять шесть лир всего. Ну, разве это не великолепно? Как ты находишь?
– Дивно! Нет, знаешь, этот костюм… мне хотелось бы написать тебя в нем.
– Отлично. Я с удовольствием буду позировать для тебя. Знаешь, у меня бывают дни, когда я все равно не могу работать… все валится у меня из рук… Ах, Йенни… – Она тяжело вздохнула и села на край постели. – Нет, ничего, – сказала она вдруг, как бы отрываясь от грустных мыслей. – Я пойду и принесу углей для растопки.
Вскоре она принесла горячих углей в каменном горшке и уселась на корточках перед небольшой печкой.
– Лежи себе спокойно, Йенни, пока комната не нагреется. Я застелю твою постель… и стол накрою… и чай заварю. А, ты взяла с собой свой холст? Дай посмотреть!
Она поставила рамку с полотном на стул и осветила картину.
– Хорошо! Очень хорошо!
– Ты действительно находишь, что это не очень скверно? Я сделаю там еще два эскиза… Я подумываю также о большой картине… сельские рабочие на поле…
– Знаешь, Йенни, из тебя, наверняка что-то выйдет… Я буду ужасно рада, когда твою работу увидят Гуннар и Алин… Ах, а ты уже вскочила? Дай я причешу тебя!
С этими словами она принялась расчесывать прекрасные белокурые волосы подруги, не переставая болтать.
– Боже, что за волосы у этой девочки! Такие волосы и не причесать по моде… Да сиди же смирно!.. Ты знаешь, утром тебе пришло письмо. Ты получила его? Это, наверное, письмо от твоего маленького брата, не правда ли?
– Да, – ответила Йенни с улыбкой.
– Смешное?
– Конечно, очень забавное. Ах, Ческа, если бы ты знала, как мне хочется иногда… так в воскресенье утром… понимаешь?… очутиться вдруг там, в Христиании, и пройтись с маленьким Кальфатрусом по лесу в Нордмаркене!
Франциска посмотрела на улыбающееся лицо Йенни, отражавшееся в зеркале, и снова принялась расчесывать волосы подруги.
– Кончай, Ческа, нам некогда…
– Ничего. Если они придут раньше, то могут посидеть у меня в комнате. Правда, там настоящий свинарник, но не беда! Впрочем, они не придут так рано. Может быть, Гуннар, но его я вовсе не стесняюсь… Да и Алин также меня ничуть не стесняет… Кстати, ты знаешь, он заходил ко мне сегодня утром, я еще лежала в постели. Он сидел и болтал. Потом я отправила его на балкон, пока одевалась. Потом мы пошли в Фре Рэ и вкусно пообедали. Мы провели вместе все послеобеденное время.
Йенни ничего не сказала на это.
– Мы видели Грама в Национале. Ах, Йенни, до чего он скучный! Видела ли ты когда-нибудь более утомительного человека?
– Я вовсе не нахожу, что он такой скучный. Правда, он, бедняга, немного неловок. Вот такой и я была вначале. Такие люди очень хотят веселиться, но не умеют.
– «Я приехал сегодня утром поездом из Флоренции», – передразнила Франциска Грама и весело засмеялась. – Фу! Ладно уж он прилетел на аэроплане.
– Ты была с ним очень невежлива. Так нельзя, Ческа. По правде, мне очень хотелось пригласить его сегодня вечером к нам. Ноя боялась рисковать… боялась, что ты будешь нелюбезна с ним, даже когда он был бы нашим гостем.
– Ну поверь, что тут не было бы никакого риска, – заметила Франциска обиженным тоном.
– А помнишь, как невежливо ты обошлась с Дугласом в Париже, когда он пришел к нам в гости?
– Да ведь это было после его некрасивой истории с натурщицей!
– Что же тут такого? Эта история ничуть не касалась тебя.
– Вот как? Это после того, как он сделал мне предложение и я почти решила согласиться?
