Билли Грин - Идущий по звездам
Нежное невинное сердце бедняжки Битей. Марк громко рассмеялся и в темноте его смех прозвучал особенно резко.
Битей не любила его — не питала к нему и намека на нежные чувства. С самого начала у каждого из них был свой особенный интерес. Физическая потребность с его стороны, корысть— с ее. Если сердце Битей и было разбито, то лишь из-за того, что теперь она лишится тех денег, которые Марк на нее тратил.
В праздном полете воображения он попытался представить, какая семейная пара могла получиться из них с Битей. При этом он почувствовал, как холод распространился по его жилам. Никакой любви. Никакого тепла. Даже намека на искренность не было в их отношениях.
Они могли бы прожить вместе года два, попрекая друг друга за связи на стороне, а затем неизбежно последовал бы неприятный развод и раздел имущества.
Что касается Марка, то он сделал все возможное для предупреждения возможных конфликтов. Он упростил процедуру и обошелся без адвокатов.
Блондинка притворилась оскорбленной при упоминании о деньгах, но приняла чек без малейшего колебания.
Еще совсем недавно Марк нуждался в Битси, хотя никогда не любил ее. Но был момент, когда ему хотелось, чтобы она отвергла чек, швырнула его ему в лицо или разорвала на мелкие кусочки — дала понять, что он значил для нее нечто большее, чем счет в банке.
Эта мысль снова заставила его рассмеяться. До чего же он все-таки глуп. Почему он надеялся получить от женщины больше, чем мог дать ей сам?
Он снова начал кружить по веранде, вспоминая различные этапы своей взрослой жизни — неужели не было ни одного человека, который был ему действительно дорог?
Он уважал своих дядю и тетю и был благодарен им за все, что они для него сделали. Но это была не семья. Дядя Филипп, казалось, побаивался Марка, а тетя Мириам не принадлежала к тем женщинам, которые способны пробудить в ком-то теплые чувства. Он подозревал, что они заботились о нем, на свой манер — по обязанности, потому что он носил семейное имя.
Друзья? Конечно, у Марка были друзья — преуспевающие и высококвалифицированные, то и дело сменявшие друг друга. Их появление ничего не прибавляло к его жизни, а уход не оставлял чувства утраты.
Ну и, конечно, женщины. Длинная вереница женщин. Прекрасных. Замечательных. С которыми приходилось расставаться.
Они не были виноваты в том, что их присутствие в его жизни было столь мимолетным. Дело было в самом Марке. Он давно понял, что страсть — самое сильное из доступных ему переживаний, но страсть без любви не может продолжаться долго. Это он тоже выучил наизусть.
Выпрямившись, он еще раз отхлебнул из стакана. Он был именно таким, и приходилось с этим мириться. Бессмысленно пытаться изменить его. Надо работать теми руками, которые у тебя есть.
Все это так. Очень верно и очень разумно. Но неуютно. И по-прежнему, одиноко.
Запрокинув голову, он поглядел на небо, усеянное звездами. И в следующую секунду непроизвольно подумал о женщине, которая приходила к нему сегодня.
Лэйкен Мерфи.
Он опять рассмеялся, но теперь смех звучал немного иначе. Он был мягче, и в нем слышалось некоторое удивление.
Лэйкен Мерфи. Весьма неординарная особа. Он пересек веранду и сел в шезлонг. Откинувшись на спинку, он припомнил подробности своего разговора с отчаянной блондинкой. На губах его играла улыбка. Он вспомнил ее хрипловатый голос. Маленькую родинку чуть выше правого уголка рта. Упорство, с которым она заставляла себя держаться перед ним бодро и смело. Искренность, сквозившую в ее глазах. В высшей степени необычных глазах. Менявших цвет всякий раз, когда он встречался с ними. То голубыми, то зелеными, то серыми. А потом, когда она отдалась порыву своих чувств, они приобрели оттенок штормового моря.
Знала ли она, сколь вызывающим, соблазнительным был не только ее взгляд, но и каждое движение?
Его удивило, что слушать, как она говорит, смотреть на нее было ему до такой степени приятно и интересно. Он чувствовал, что загорелся больше, чем в обществе обнаженной женщины в его постели.
И хотя в офисе он отказался поддаться ее напору и вспомнить то, что не хотел вспоминать, теперь он не мог подавить беспокойства, которое она в нем пробудила.
Он встречал женщин более красивых, чем она. Более чувственных. Но ни одна из них не шла в сравнение с Лэйкен Мерфи.
Он задумался — что было бы, если бы она жила в Чикаго и принадлежала к тому же кругу, что и он?
Увлекшись игрой воображения — благо впереди была целая ночь — он представил себе, как явился бы на вечер, ведя ее под руку. Представил, как она смотрела бы людям прямо в глаза и говорила то, что думает. Никакого притворства. Никаких условностей. Все как есть.
Эта картина заставила его злорадно ухмыльнуться. Тетя Мириам лишилась бы дара речи.
Продвинувшись еще на один шаг, он представил, как входит в воображаемую спальню — ее спальню. Она лежит в постели — золотистые волосы ярким пятном выделяются на белых подушках. На ней…
Тут его мысли спутались. Что могло быть на ней надето? Ничего особенно вызывающего. Никаких кружев или оборок.
Изумрудная атласная пижама, решил он наконец. Несколько пуговиц расстегнуто, так что в V-образном разрезе видны упругие приятные груди. А ее глаза — эти потрясающие глаза — в которых отражается зеленый атлас, полны нескрываемой радости, что он пришел. Именно он и никто другой.
Между ними не будет никакой игры, никакого стремления повелевать. Это видно по ее глазам. Она хочет его и не пытается этого скрыть. Ее не волнует его банковский счет или его положение в обществе. Ей нужен только он сам.
В следующую минуту презрение свело его горло. Детские сказки. Он, вполне взрослый и трезвый человек, сидит в темноте, сочиняя сказки.
Правда была в том, что если бы Лэйкен Мерфи жила в Чикаго и принадлежала к его кругу, она была бы совсем другой. В ней не было бы тех качеств, которые столь поразили его. Неустрашимости. Искренности и открытости. Честности, лившейся из ее чудных изменчивых глаз.
Кроме того, она, скорее всего, надоела бы ему, если бы их отношения продолжались достаточно долго. Да, скорее всего.
Сокрушенно покачав головой, он встал и направился к выходу.
Однако он был немало удивлен тем, что за те несколько минут, что он думал о Лэйкен Мерфи, напряжение и беспокойство полностью рассеялись.
Лэйкен сидела на белом диване в приемной Марка Рида и в ожидании листала строительный журнал.
Накануне она легла спать после полуночи. Она была слишком взвинчена, чтобы спать. Но ужас, наполнивший комнату, не обезоружил ее, а, напротив, вдохнул в нее новые силы. Линия фронта определилась вполне отчетливо. На одной стороне страх, на другой — она, Лэйкен. Ей уже приходилось участвовать в такой войне, когда погибли ее родители. И тогда — так же, как и сейчас, — она оценила имеющиеся факты и аккуратно распланировала, что и когда делать.
