Карен Роудз - Сердцу не прикажешь
Квинт сделал новую попытку вовлечь мальчика в разговор.
– Ты ходишь в школу, Ник?
– Разумеется. Ники посещает частную аристократическую школу в Бостоне. Ну а когда он приезжает в Канзас-Cити, то с ним занимаюсь я. Я дипломированный учитель, хотя и нахожусь уже на отдыхе. – Надин окинула взглядом зал и, понизив голос, добавила: – Вивиан никак не может допустить повторения этой истории, мистер Лоренс. Она решила, что будет полезно на какое-то время забрать Ники из пансиона. Может быть, за месяц у мальчика возникнет какой-то контакт с будущим отчимом. – Надин воздела глаза к потолку, словно желая там отыскать подтверждение правильности такого решения.
Квинт понял, что от Ники ему ничего не удастся добиться. Заботу отвечать за него целиком взяла на себя тетушка Надин. «Грустно», – подумал он. Почему-то в жизни нередко получалось, что он ставил людей в неловкое положение. Обычно это касалось детей. С размышлений о Ники Квинт перешел к кукле. Ясно, что клоун понадобился мальчику, одинокому и никому не нужному, чтобы отгородиться от окружающих. Квинт сам с удовольствием ухватился бы сейчас за любую возможность, лишь бы избавиться от общества Надин Элледж.
Будто во исполнение тайного желания Квинта дверь отворилась, и вошла Элизабет Мейсон. Великолепные стройные ноги и ниспадающие на плечи рыжевато-каштановые волосы сделали бы честь любой голливудской красавице. Квинт затруднился бы сказать, что привлекло его больше.
– Надин! – с улыбкой обратилась Элизабет к его собеседнице. – Вас разыскивает Вивиан.
Надин переложила в другую руку свою непомерных габаритов сумку и, раскланявшись с Квинтом, собралась уходить.
– Пойдем, Ники! – позвала она мальчика. – Убери наконец эту дурацкую куклу!
Когда тетя с племянником проходили мимо, Элизабет на прощание пожала кукольную ручку. Лицо мальчика на мгновение осветила улыбка, но раньше, чем за Ники закрылась дверь. Тем временем Квинт отвлекся на созерцание интерьера зала. Когда он вновь взглянул на Элизабет, прощальная улыбка давно сошла с ее лица, уступив место выражению озабоченности.
– Очаровательный малыш, – сказал Квинт. Тетушку он намеренно обошел своим вниманием.
Элизабет кивнула в ответ, не переставая хмуриться.
– Послушать Надин, так этот мальчик способен отравить жизнь, – пояснила Элизабет в ответ на безмолвный вопрос в глазах Квинта. – Я думаю, все дело в том, что матери сейчас совсем не до него. Она слишком озабочена устройством личной жизни. Видимо, кроме Надин, о Ники все забыли.
– А Надин – это все-таки лучше, чем совсем никто? – закончил ее мысль Квинт.
Элизабет подняла взгляд, встретившись с карими глазами Квинта.
– Я этого не сказала, Квинт.
Он пожал плечами, прося извинения за возможную бестактность. В душе Квинт был уверен в своей правоте. Тем более что он без труда уже переключился с Ники на Элизабет. «Как искренне и трогательно она заботится о мальчике!» – подумал Квинт. Он обязательно должен выиграть пари у Кина. Это нужно Элизабет.
Она тем временем собралась покинуть зал, но Квинт остановил ее. Дотронувшись до руки девушки, он почувствовал нежную, как бархат, кожу и с трудом подавил желание прикоснуться к изгибу изящного локотка. Элизабет вопросительно подняла глаза.
– Элизабет, не найдется ли у вас немного времени? Нам нужно кое-что обсудить.
Она в задумчивости закусила полную губку. Квинт терпеливо ждал, надеясь на положительный ответ.
– Наверное, найдется, – наконец кивнула она.
Квинт облегченно вздохнул, только сейчас сообразив, что в ожидании ответа задержал дыхание. Он вышел следом за Элизабет, которая уверенно направилась вдоль широкого, покрытого толстым ковром коридора. Наконец Элизабет остановилась перед застекленной дверью в викторианском стиле.
– В ближайший час этот зал свободен, – сказала она, предварительно заглянув внутрь.
Небольшой банкетный зал был готов к приему гостей. На столах, накрытых узорчатыми скатертями, сияли приборы с золотой эмблемой «Парквей Армз Отеля». Элизабет проводила Квинта к стоявшему в углу столику красного дерева с откидной крышкой. Пока Квинт усаживался на стул, сделанный в провинциальном французском стиле, Элизабет скрылась за соседней дверью.
Через некоторое время она вернулась с серебряным подносом в руках. На подносе стояли два кофейных прибора. Разумеется, Квинт предпочел бы что-нибудь выпить, устроившись в холле, но он готов был согласиться и на кофе. Он, вероятно, удовольствовался бы и меньшим, лишь бы побыть в обществе Элизабет.
– Вы работаете по воскресеньям? – начал он.
– Нет, – ответила Элизабет. – Просто я пришла, чтобы обсудить один вопрос с Мадж Холт.
Она отпила кофе и надолго замолчала. Задумчивые глаза смотрели горестно. Ясно. «Мадж больше занимается выговорами, чем обсуждением, – подумал Квинт. – Ну а Элизабет впитывает все это, как губка. Надо в корне менять такой порядок».
Вдруг, словно пробудившись от задумчивости, Элизабет взглянула прямо в глаза Квинту и неожиданно спросила:
– А кстати, почему вы решили оставить футбол?
Вопрос застал Квинта врасплох, и он не сразу придумал, что ответить. Наконец в голову пришла давно испытанная шутка.
– Да меня привязали ремнями к больничной койке. Так что решать самому ничего не пришлось. Обо всем позаботилась медицина. – Чтобы предупредить дальнейшие попытки Элизабет копаться в его прошлом, Квинт предпринял решительное наступление. – По правде говоря, Элизабет, – сказал он, ставя на столик чашку и закидывая ногу за ногу, – я не вспоминаю этот период своей жизни. Сейчас меня гораздо больше интересует настоящее, чем прошлое.
Элизабет задумалась, и между бровей пролегла маленькая складка. Кончиком пальца она водила по краю изящной чашки.
– Вы не верите в возможность извлекать уроки из прошлого? – спросила она.
– Почему же? Разумеется, верю. Я лишь против того, чтобы посвятить этому жизнь. – Он уперся локтями в колени и сосредоточился, тщательно подбирая слова. – Понимаете, Элизабет, очень важно постоянно двигаться вперед. Как только это движение прекращается, вы тут же начинаете отставать от жизни, ибо жизни чуждо топтание на месте. – Неожиданно на лицо Квинта легла тень смущения. Он сбился на излишне возвышенный тон. – Простите, Элизабет, кажется, я по привычке опять возомнил себя на трибуне.
– Ну это же ваша работа, – Элизабет понимающе улыбнулась.
– Да, – увлеченно подхватил Квинт, – работа с людьми сродни работе музыканта, в руки которого попал отсыревший инструмент. Поначалу музыкант не может извлечь из него ни звука. Так и с людьми. Они остаются равнодушными до тех пор, пока не заронишь искру в их душу… – Квинт опять с увлечением принялся жестикулировать.
