Адриана Триджиани - Лючия, Лючия
— Есть, сэр!
— Элен, Виолетта, — не сводя глаз с Ирен, зовет Делмарр.
Элен Ганнон, наша закройщица, стройная рыжеволосая девушка, с такой точеной фигурой, что и сама могла бы быть моделью, впархивает в комнату. Останавливается при виде платья и заявляет:
— Ха-ха. Да тут воротник размером с Нью-Джерси. Мило, Делмарр. Но разве матушка не учила тебя: чем проще, тем лучше. У этого платья больше слоев, чем у тюльпана лепестков.
— Это называется au courant,[10] — говорит ей Делмарр. — Виолетта, где же ты?
Виолетта Петерс, миниатюрная брюнетка, ответственная за сборку платья, влетает в примерочную.
— Здесь я, здесь, — нервно говорит она.
Виолетта переживает по любому поводу, но ей не нужно беспокоиться за свою работу. Сам Делмарр учил ее, они друзья. Виолетта разглядывает Ирен:
— Трудоемкое платьице.
Делмарр не обращает на нее никакого внимания:
— Ха-ха.
Элен и Виолетта кружат вокруг Ирен, как пчелы, осторожно открепляют подкладочную ткань, раскладывают ее на длинном столе для кройки.
Я иду в комнату, где хранятся ткани, и проверяю наши запасы: высокие рулоны с бархатом, шерстью, шелком, габардином, но единственный найденный мною отрез атласа — цвета кофе с молоком, оставшийся от свадебного платья, которое мы шили для одной гречанки из Квинза (сколько сил на него потратили).
— К чему такая спешка? — возвращаясь на свое рабочее место, спрашиваю я Делмарра.
— Сестры Макгуайр дают новое представление в «Карлайл». И они хотят, чтобы все было как в Париже.
— Сестры Макгуайр! Рут умрет, когда я ей скажу.
— Сшейте для них сногсшибательные платья, и, возможно, я достану для вас парочку контрамарок.
— Пожалуйста. Мой отец обожает их! — говорю я.
— А как насчет твоего жениха?
— Что такое?
— Я думал, ты захочешь пойти с ним, романтический вечер, только ты и Данте.
— Он не ходит на вечерние представления. Пекарям приходится ложиться спать в восемь. Тесто для хлеба поднимается к трем часам утра, и они встают вместе с ним.
— Когда в следующий раз буду есть булочку с беконом, вспомню об этом. Вспомню о твоем Данте, который отказывается от развлечений во имя выпечки для моего ланча.
— Вспомни, — говорю я ему.
Мы с Рут целый день доделывали черное концертное платье (нам нужно отправить его в филармонию на этой неделе), и я очень проголодалась. С момента, когда мы с Данте объявили о нашей помолвке, семьи Де Мартино и Сартори в первый раз встречаются за ужином. В этом не было нужды, потому что мы и так часто видимся с ними. Де Мартино поставляют хлеб и пасту в «Гросерию». Мне кажется, что специально собираться и обсуждать детали свадьбы вообще излишне. Но мама хочет, чтобы все было как положено, чтобы обе семьи высказали свои соображения. «Нужно уважать друг друга, — говорит она. — Когда ты выйдешь замуж, то поймешь: мы собираемся не для того, чтобы поесть, а чтобы выслушать друг друга».
Мы с Данте помолвлены вот уже шесть месяцев, пора нам обсудить, как мы будем жить. Это не так-то просто, потому что Данте постоянно занят в пекарне. Слава богу, папа закрывает «Гросерию» на выходные. Когда я предложила мистеру Де Мартино хотя бы на денек закрыть его пекарню, он был искренне возмущен. Он тогда сказал: «Непременно закрою, если ты назовешь мне день, когда люди не хотят хлеба».
Прождав какое-то время автобуса, я решаю пройтись до дома пешком. И почему природа не изменяется так же скоро, как витрины нашего магазина? На улице почти нет людей и достаточно тихо, чтобы хорошенько все обдумать, пока идешь несколько кварталов до дома.
На Девятой улице я поворачиваю направо к Шестой авеню, иду по широкой улице, выложенной плитами из песчаника мимо окон многоквартирных домов, увитых лавром и украшенных искусно драпированными шторами. На этой улице несколько больших домов с бело-зелеными тентами из парусины, которые натянуты на полированных металлических столбиках над дорожками перед подъездами. Интересно, каково это, жить в одном из таких домов, рядом с которыми стоят элегантные привратники в униформе. Они приветствуют тебя при входе и помогают донести сумки с покупками.
Самые красивые дома в Нью-Йорке всегда располагаются рядом с парками, вот и здесь неподалеку — парк Вашингтона. Привратник подмигивает мне, когда я прохожу мимо него. Иногда я подмигиваю ему в ответ. На меня обращают внимание чаще, чем на других, особенно если я надеваю эту шляпку. Видимо есть нечто такое в голубом бархате. Пока я жду, чтобы перейти улицу, рядом со мной внезапно останавливается грузовик.
— Садись.
— Эксодус, что же ты так кричишь!
— Давай, сестренка.
Я забираюсь в машину. Эксодус — мой самый невоспитанный брат, вечно он из-за чего-то переживает. У Эксодуса светло-каштановые волосы, папин овал лица и мамины глаза. Его часто принимают за ирландца: высокий, широкоплечий. Но когда он начинает говорить по-итальянски (что случается часто), сразу понятно: он один из нас. Меня всегда восхищала его храбрость. Он честный, но слишком беспокоится из-за того, что думают о нем окружающие. Эксодус умеет хранить секреты, что очень ценно в такой большой семье, как наша.
— Мама оттаскает тебя за волосы. Де Мартино уже сидят за столом, как мраморные статуи. Я заезжал домой выпить содовой, так что собственными глазами их видел.
— Они уже там?
Нужно было мне поспешить. Де Мартино всегда приходят раньше. Как-то мы втроем с Данте и его матерью решили сходить в кино. Тогда своими рассказами она испортила нам весь вечер, потому что пришла так рано, что увидела окончание фильма на предыдущем сеансе.
— Да. Надеюсь, что твоя дочь не будет походить на миссис Faccia de Bowwow.[11]
— Не так уж она и некрасива.
— А мне кажется совсем наоборот. Если мы отдадим такую красавицу, как ты, этим дикарям, то твоя дочь автоматически будет в два раза менее красивой, вот увидишь.
— Спасибо тебе, что желаешь такого нашим детям — твоим будущим племянникам и племянницам, между прочим. Зато они не умрут от разрыва сердца, увидев в зеркале, насколько они красивы. Это меня даже как-то успокаивает.
— Почему ты вообще хочешь выйти за него?
— Мне казалось, тебе нравится Данте.
— Он болван. Все они болваны. Работают в пекарне, боже мой. Ставят опару, и что? Никогда не отдыхают. Ну, и кто они после этого?
— Люди, которым принадлежит знаменитая на весь город пекарня.
— Да уж. Что может быть проще, чем зарабатывать на жизнь, делая булки? Это ничего не значит. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь, Лючия.
