Лейни Рич - Лучше не бывает
– Но, Ванда, ты отлично знаешь политику нашей фирмы! У тебя и в контракте это записано: «Сотрудник обязан зарабатывать не менее установленной квоты. Если он не справляется со своими обязанностями в течение трех недель подряд, фирма имеет право уволить его и подыскать на его место более подходящего кандидата». – Блейн схватил мячик «антистресс» и начал судорожно сжимать его левой рукой. – А ты три недели вообще не являлась на работу!
– Я была в коме, Блейн.
Я старалась говорить внятно, чтобы он понял. По фирме ходила шуточка, что Блейн не просто дурак, а страдает сложным умственным расстройством, поэтому любая речь для него – бессмысленный набор звуков. Очень возможно, что это действительно так: в ответ на мое заявление он только чаще задвигал рукой.
Я выхватила у него мячик.
– Никто не имеет права уволить человека за неявку по причине комы! Это незаконно!
– Да, но взгляни сюда! – Он ткнул пальцем в фотокопию моего контракта о приеме на работу, которая совсем не случайно оказалась на его столе. – Видишь, здесь черным по белому…
– Не трудись, – вздохнула я, внезапно осознав всю тщетность своих усилий. – Где Эдгар?
– Эдгар? – переспросил Блейн, усиленно изображая высокомерие, хотя я могла бы поспорить, что он вот-вот обмочит штаны. – Я здесь главный менеджер!
– Ох, ради Бога! Ты здесь главный объект для шуточек! – Он задохнулся и налился кровью, но меня уже подхватило и понесло. – Думаешь, я не знала, что ты спишь и видишь, как бы от меня избавиться? Я только надеялась, что ты все-таки не такой непроходимый кретин! Да у меня наберется не на один, а на целую дюжину судебных исков, ты, дристун вонючий!
– Немедленно прекрати! – взвизгнул Блейн. – Твоя манера выражаться совершенно недопустима! Ни одна приличная фирма не станет держать у себя сотрудника, который… который сквернословит!
– Да плевать мне на тебя, толстомордая куча дерьма! Говори сейчас же, где твой отец, а иначе узнаешь, что такое настоящее сквернословие!
– Отец отправился в круиз и вернется только в следующую пятницу! – Блейн вдруг перестал визжать, приосанился и стал поправлять галстук. – Но тебе это ничем не поможет, потому что решение принято и менять его я не намерен.
Я промолчала.
Он перестал тискать галстук, на котором осталось влажное пятно. Блейн был такой зеленый, что я испугалась, как бы он не заблевал все вокруг, меня в том числе. С полминуты мы оба переводили дух. Я вполне отдавала себе отчет в том, что мной движет не страх потерять эту работу. Необходимость день за днем надрываться, чтобы всучить людям минуты экранного времени, вгоняла меня в тоску, а делать это для такого, как Блейн, было и того хуже. Я понемногу откладывала деньги, ожидая момента, когда почувствую, что сыта всем этим по горло, чтобы позволить себе уйти с гордо поднятой головой. Но чтобы получить пинок под зад, да еще от такого мерзкого слизняка, – нет, этого удовольствия я ему не доставлю!
– Ну ладно. – Я все еще стояла, уперев ладони в стол, и теперь наклонилась ниже, чтобы этот тип не мог уклониться от поединка взглядов. – У меня есть для тебя еще пара слов. Советую хорошенько их запомнить, потому что и через двадцать лет ты будешь вскрикивать по ночам, вспоминая их.
Блейн икнул, очень громко. Ничего нет противнее мерзавца с трусливой душонкой.
– К-какие еще два слова?
– Уолтер Бриггс!
– Это кто, наш привратник?
– Нашего привратника зовут Боб, дубина ты стоеросовая! – заорала я, схватила со стола блокнот в липкой пластиковой обложке, нацарапала в нем «Уолтер Бриггс» и сунула Блейну под нос.
– Кто это?
– Мой новый адвокат. Супер-адвокат, если уж быть точной. И очень скоро ты о нем услышишь.
Еще раз с треском хлопнув дверью, я зашагала к выходу на улицу, махнув рукой на личные вещи. Можно было поклясться, что у моих бывших коллег вырвался дружный облегченный вздох.
Дома, едва заперев дверь и сбросив туфли, я побрела на кухню, немного постояла у окна, потом принялась рыться в шкафчиках в поисках непочатой бутылки шотландского виски. Это был подарок отца к моему тридцатилетию, хотя он прекрасно знал, что алкоголь у меня не в чести.
«У всех у нас случаются дни, когда не обойтись без хорошей дозы крепкого, и мне будет приятно знать, что в такой день у тебя под рукой окажется все необходимое», – поясняла поздравительная открытка.
Мой старый добрый папочка.
Я завалилась в гостиной прямо на пол, с бутылкой в одной руке и стаканом в другой, и некоторое время просто смотрела в потолок, потом изрекла:
– Вот она, история моей жизни!
Вслух это прозвучало даже хуже, чем когда крутилось в голове, а главное – было правдой.
«Мне уже тридцать два, – думала я угрюмо. – Тридцать два, Господи Боже! Могла стать кем угодно: доктором, большим начальником, профессором колледжа – тем, кто что-то собой представляет. Наверняка в те края вела широкая ровная дорога, но я по ней не пошла, я повернула на кривую, окольную, и эта-то окольная и привела меня туда, где я сейчас нахожусь: на полу в убогой квартирке, в компании бутылки и стакана, без работы, без семьи и друзей, с несуществующей музыкой в треснувшем черепе. Самое время выступить в шоу тотальных неудачников…»
Зазвонил телефон. Он был беспроводной и потому валялся где попало, так что пришлось переждать три звонка, гадая, откуда они доносятся.
– Оставьте меня в покое! – первым делом сказала я, выхватив телефон из-под кровати.
– Ах ты, сука драная! – высказался Джордж, и это выглядело так, словно он жевал кашу.
Отец был прав: иногда без крепкого просто не обойтись.
– А, это ты, Джордж. Очень мило с твоей стороны. Я посмотрела на календарь, просто чтобы уточнить, какой сегодня день. Само собой, это был день получки. Единственным предсказуемым поступком моего бывшего мужа была привычка по вторникам звонить мне с угрозами.
– Можешь поцеловать меня в задницу! – продолжал Джордж, перекатывая во рту кашу. – И твой долбанный адвокат может поцеловать меня в задницу, и твоя долбанная судья!
Я отхлебнула сразу побольше виски, обожгла горло и некоторое время ловила ртом воздух. Зато потом стало тепло и на все плевать.
– Мне выдали только половину долбанной зарплаты!
Голос снизился до лихорадочного горячечного шепота, едва различимого за шумом бара. Без сомнения, мне предстояло выслушать целый список угроз.
– Слушай, Джордж, надо было думать головой, когда ты взялся самостоятельно защищать себя в суде.
Ему и в самом деле некого было винить: на трех заседаниях он отводил кандидатуры адвокатов, а на четвертое явился вдребезги пьяным и заявил, что сам себя отлично защитит. Между прочим, я не требовала с Джорджа никакого содержания – судья, рассерженная наглостью моего бывшего мужа, присудила мне его по собственной инициативе.
