Кэрен Бришо - Как бы нам расстаться
Он улыбается. Почти так, как надо по системе из восьми шагов.
— Счетчик сломан.
Ошибка наивного новичка. Можно подумать, я в первый раз такси беру. И почему я не проверила счетчик, когда садилась? Но я была слишком погружена в свои размышления. Я бросаю десятку на сиденье рядом с ним и выскальзываю из машины. Дверь моего многоквартирного дома всего в шести футах, я знаю, что мы не накатали больше чем на десятку, и я никогда особенно не интересовалась системой из восьми шагов.
— Пошла ты… — говорит таксист и отъезжает. Но звучит это не обиднее, чем «Простите, мы не поняли друг друга». Нет накала. Без этого в Чикаго не прожить, не то что в каком-нибудь Хоуве. Если, чтобы как-то прожить, надо все время работать, небольшая схватка по армрестлингу не сможет выбить человека из седла, поскольку у каждого руки уже и так вывернуты теми, кто разбогател, ничего не делая, просто имея акции какой-нибудь компании.
Когда я открываю дверь, Индия смотрит какую-то программу, что-то вроде «Где гаснут звезды рока?».
— У меня плохие новости, — говорю я.
— Тебе звонила сестра, — одновременно говорит она. — Они заблудились где-то в районе Джолиета и не могли дозвониться до тебя по сотовому.
— Это и есть моя плохая новость, — говорю я, принимая удар. Джина, когда звонила, даже не сказала мне, насколько близко она от Чикаго.
— Новость о чем? Что у тебя в мобильнике сели батарейки? — спрашивает Индия, выключая телевизор как раз вовремя, чтобы спасти нас от «рока на стадионах в восьмидесятые».
— Джина хочет жить с нами.
Индия опускает глаза на телевизионный пульт.
— Я сказала ей, что она может пожить с нами некоторое время, но я не говорила, что она может жить здесь постоянно.
Индия не отрывает глаз от пульта.
— У нее был скандал с мамой и с папой, — говорю я, и в животе у меня появляется чувство отчаяния. — С ней парень, которого зовут Дилен.
— Да? Именно из-за него они и заблудились. По крайней мере, так я поняла из того, что она говорила. — Индия смотрит на меня. — Это же квартира только с двумя спальнями.
— Я знаю.
— Не с тремя и не с четырьмя.
— Я знаю.
Она качает головой.
— Могла бы меня спросить.
— Я как раз и собиралась это сделать, — говорю я, понимая теперь, что мне надо было сразу же позвонить ей, но я была слишком озабочена своими мыслями о том, как бы мне не стать мамочкой, и о том, как бы мне оттолкнуть от себя Джону. — Конечно, мне надо было сразу тебе позвонить.
— Да уж.
— Ты моешь за собой посуду, — говорю я. — Лучшей соседки мне не найти.
Индия смеется.
— Я же не съезжаю, — отвечает она. — Но мне бы не хотелось заставлять съезжать тебя.
— Ха-ха-ха. Мне тоже не хочется, чтобы она жила здесь, но…
— Она твоя сестра, — говорит Индия, и в ее голосе звучит слишком явный упрек. — Ты же не можешь сунуть ей в руки чемодан и выставить на улицу.
Я чувствую, как к шее подкатывает волна жара.
— Нет, конечно, но…
— Ну, так дай ей неделю на поиски работы…
— Она никогда не работала. Я уверена, что она ничего не умеет делать, разве что красить ногти.
Индия пожимает плечами, что напоминает мне о Джонзе.
— Дай ей неделю, а потом она и Дилен съедут и найдут себе другое жилье или сбегут домой, как нашкодившие щенки.
— Думаешь, сбегут?
— Скорее всего, нет. Но помечтать-то можно. — Она потягивается. Вся она — воплощение кошачьей грации и, кажется, состоит из одних костей. Она из тех гибких, худых женщин, способных носить кожу и меха так, как будто это неотъемлемая часть их тела. Я-то выгляжу немного по-деревенски, как будто меня выращивали на ферме и кормили зерном. На самом деле это несправедливо. Если меня кормили зерном, то и кожа на мне должна смотреться вполне естественно. В конце концов, коровы же едят зерно. Или кожу получают только от холощеных быков? Но и быки едят зерно, так ведь? А кому из них дают гормоны роста? Никогда не могу запомнить подробности…
— Прости, — говорю я, покончив с коровами. — Я постараюсь отвязаться от них побыстрее.
Она машет рукой.
— Забудем об этом. Но, наверное, тебе бы хотелось вытащить их из этого Джолиета. — Ее передергивает. — Бр-р… Эти пригороды…
Я звоню по номеру, который оставила Джина. Телефон какого-то Денни. Я описываю ему мою сестру, и только потом до меня доходит, что ей уже не двенадцать лет.
— А теперь постарайтесь представить, как она растет, — говорю я ему. — Как в той мультяшке, рекламирующей детское питание.
Человек на другом конце провода на минуту замолкает, а потом я слышу голос Джины:
— Уичи-ита?
Слышать, что мое имя произносят правильно, настолько непривычно, что я едва удерживаюсь, чтобы не сказать, что она не туда попала. Но я все же отвечаю:
— Да, я.
— Мы заблудились где-то рядом с Джолиетом, — говорит она.
— А вы спрашивали, в каком направлении ехать?
Молчание.
— М-м-м… Знаешь, нам хотелось есть, и мы…
Я щиплю себя за переносицу и жалею, что у сестры нет компаса, указывающего шкодливым щенкам дорогу домой. Было бы неплохо.
— Прости, — говорит Джина. Она прикрывает рукой трубку и спрашивает кого-то — вероятнее всего, человека с ментальной программой, позволяющей воссоздавать возрастные изменения внешности, — знает ли он, как добраться до Чикаго.
Я еще сильнее щиплю себя за переносицу.
— Мы будем у вас, — говорит Джина, — примерно через час.
Если только вы опять не заблудитесь или не остановитесь, чтобы купить пончиков.
— Ладно, — говорю я. — Теперь вы поняли, куда ехать?
— Да. — И она вешает трубку.
— Ну что, все в порядке? — спрашивает Индия.
— Вроде бы.
— Тогда пойду приму ванну. Видимо, в ближайшем будущем за горячей водой у нас будет очередь.
Глава 4
Давным-давно, в колледже, у нас был профессор (какой курс он читал, не помню, помню только, что это было что-то из обязательной программы), и он на какой-то лекции сказал, что мы лишь сумма наших генов, не более того, но и не менее. Все реакции, все решения так или иначе запрограммированы в нас с помощью молекул ДНК, доставшихся нам от предков. Потом он использовал этот довод для того, чтобы оспорить «эту ахинею Юнга о коллективном бессознательном», и усыпил всех слушателей. И во сне я видела, что у меня развилась потребность в пекановом печенье и эмоциональном насилии. Эта мысль была такой пугающей, что я заставила себя проснуться. Я открыла глаза и обнаружила, что привлекла всеобщее внимание. Глаза всей лекционной аудитории были направлены на меня. Оказывается, я испустила такой душераздирающий крик — не один даже, а два, — что в мою честь можно было сразу же устанавливать золотую звезду.
