Кристин Ханна - Разные берега
Она сидела на траве, прислушиваясь к разговорам взрослых. Когда все разошлись, отец наконец подошел и присел рядом с ней на корточки.
– Птичка, может, ты сегодня поспишь в моей комнате?
Это было все, что он сказал. Никаких разговоров о маме, постигшем их горе, нескончаемой боли. Эта простая фраза завершила один этап их жизни и открыла другой.
Сейчас, глядя на темный сад, Элизабет заметила:
– Сегодня луна такая же, как в ту ночь.
– В какую ночь?
– В ночь после маминых похорон, – тихо сказала она и услышала, как отец тяжело вздохнул.
Он решительно поднялся:
– Все, Птичка, мне пора спать. Отец наклонился и поцеловал ее в лоб.
Не надо было напоминать ему о маме. В таких случаях отец всегда замыкался и уходил. Он уже был у дверей, когда она, набравшись смелости, негромко сказала:
– Ты никогда не хочешь поговорить о ней.
Он остановился. Дверь скрипнула, отворяясь. Элизабет показалось, что отец снова горько вздохнул.
– Да, это так. Некоторые раны так никогда и не заживают. Дверь закрылась, и она осталась одна.
Глава третья
Андреа Киннер, девушка, которая согласилась рассказать о Дрю Грейленде, жила недалеко от университета. Джек стоял перед ее домом. Вместе с ним были оператор Кирк и Салли. Ему не приходилось раньше брать интервью у жертвы насилия, поэтому он нервничал.
Он постучал в дверь. Ему открыла невысокая бледная девушка с рыжей шевелюрой. Она была одета в хлопчатобумажную юбку и белую блузку.
– Здравствуйте, мистер Шор.
Джек представил ей Салли и Кирка. Андреа пригласила всех в небольшую гостиную, тесно заставленную мебелью, и опустилась на стул. Неестественно прямая осанка выдавала внутреннее напряжение.
Джек уселся напротив.
– Андреа, я вынужден задать вам несколько неприятных вопросов. – Он нахмурился. – Вы уверены, что сможете отвечать на них?
– Это все так... унизительно.
Салли коснулась плеча Джека и отступила назад. Это был сигнал, означавший, что камера включена. Джек подался вперед:
– Андреа, вам нечего стыдиться.
Она попыталась улыбнуться:
– А своей глупости? Я ведь даже не была с ним знакома. Я увидела его и, конечно, узнала – его все знают. Я понимала, что недостаточно хорошенькая, да и вообще ничего особого собой не представляю, но я выпила пару коктейлей и осмелела. Я подошла к нему, и мы разговорились. Сначала он вел себя очень мило. Смотрел на меня так, будто ему действительно было со мной интересно. Когда подходили другие девушки, он давал им понять, что они нам мешают. – Андреа нервно теребила золотой крестик на шее. – Через некоторое время все начали расходиться. Осталось несколько человек. Дрю поцеловал меня. Он обращался со мной очень... бережно, как джентльмен. Поэтому, когда он пригласил меня к себе в комнату, я согласилась. – Ее нижняя губа задрожала. – Мне не следовало этого делать.
– Вам всего девятнадцать. Не судите себя слишком строго. Доверчивость – это не преступление, – успокоил ее Джек.
– А вот то, что он сделал, действительно преступление.
– Что... что именно он сделал?
– Сначала мы просто лежали на кровати и целовались. Но он становился все настойчивее. Он меня так прижал, что я не могла пошевелиться. А его поцелуи... я просто начала задыхаться от них. Я стала кричать, умоляя его отпустить меня.
Джек видел, что она едва сдерживает слезы.
– И тогда он ударил меня по лицу. Это было так больно, что я уже не могла кричать. А он тем временем начал стягивать с меня платье и нижнее белье. Я услышала треск материи. Потом... потом, – слезы покатились по ее щекам, – он изнасиловал меня.
Джек протянул ей носовой платок.
– Спасибо, – прошептала она, вытирая слезы, и через некоторое время продолжила: – Я даже не помню, как я вышла на улицу. Соседка по общежитию помогла мне добраться до клиники. Но там надо было слишком долго ждать. Я не выдержала и отправилась домой.
Джек почувствовал, что невольно сжимает кулаки.
– Вы рассказывали об этом кому-нибудь, кроме вашей приятельницы? Может быть, родителям?
Она всхлипнула:
– Я не могла. Наверно, придется рассказать им сегодня. Но на следующий день я обратилась в службу безопасности университета.
– И как они прореагировали?
– Один из сотрудников молча выслушал меня и вышел. Минут через пятнадцать в комнату вошел Билл Сигел. Он руководит командой «Пантеры». И он мне все выложил. Что у меня нет доказательств, нет свидетелей. Что в тот вечер я выпивала. Он заявил, что, если я не успокоюсь и выдвину обвинения против Дрю, это ему никак не повредит, а вот мою учебу в университете можно будет считать законченной. Он посоветовал мне помалкивать.
– Почему теперь вы все-таки решились рассказать обо всем?
– Я увидела ваш репортаж в новостях. И не хочу, чтобы он так же обошелся с кем-нибудь еще.
– А затем вы обратились в полицию Портленда.
– Наверно, это ни к чему не приведет. Я слишком долго принимала решение и наделала кучу ошибок. Но сейчас я чувствую себя лучше. По крайней мере я больше уже не боюсь. Как вы считаете, я поступила правильно?
Джек понимал, что ему не следует отвечать на этот вопрос. Но она сидела напротив, ее глаза были полны боли и сомнений. Она выглядела совсем ребенком.
– У меня дочь ваша ровесница. Ее зовут Джеми. Я молю Бога, чтобы с ней ничего не случилось в колледже. Но если с ней что-то случится, я хотел бы, чтобы она повела себя так же решительно, как вы сегодня. Вы поступили правильно.
Только попрощавшись с ней, уже по дороге на работу, Джек понял, насколько он был потрясен.
– Черт! – Он треснул кулаком по рулю. – Я был так же беспристрастен, как если бы на моем месте был ее отец. Когда интервью выйдет в эфир, моя карьера будет окончена.
– Тот, кто разговаривал бы с Андреа беспристрастно, просто не имел бы права задавать ей все эти вопросы. Она заслуживает участия.
Следующие четыре часа Джек с Салли провели в монтажной. Бедняга редактор, которому выпало дежурить в выходные, наконец не выдержал:
– Все, Джек, больше не могу. Я еду домой.
Джек взглянул на часы. Было десять часов вечера. Слишком поздно ехать к главному редактору новостных программ. Придется поговорить с ним завтра утром. Но ведь завтра в семь самолет.
Нет, на самолет он никак не успевает. Элизабет убьет его.
В аэропорте Нашвилла суматохи было меньше, чем обычно в праздничные дни. Элизабет приехала на час раньше – ей не терпелось увидеть девочек.
Наконец в толпе пассажиров она разглядела Стефани. Как обычно, ее дочка была сама аккуратность – отутюженные брюки цвета хаки, белая водолазка, черный пиджак. Каштановые волосы стягивал черный бархатный обруч. Еще в детстве в Стефани угадывалась грация и благородство.
