Наталья Калинина - Кто-то смеется
— Он задумал отделать мастерскую под средневековый замок. Все из дерева — и ни одного гвоздя.
— Я знаю.
— Он проводит за этой работой ночи напролет. Вернее, проводил до недавнего времени, вытачивая канделябры, посуду, кубки. Теперь он называет эту затею причудой старого болвана. Вчера и больше того… Вчера он…
Мила всхлипнула и полезла за платком.
— Что он сделал вчера?
— Он сказал, что подожжет свою Башню вместе с картинами, вот что.
— Но при чем тут Ксюша с Борисом? Это совпадение или случайное стечение обстоятельств?
— Не знаю.
Мила загасила окурок о борт лодки и спрятала в пустую коробку из-под «Салема».
— Ты все знаешь, Сурок. Если не хочешь говорить, то спокойной ночи.
— Не уходи. Пожалуйста, не уходи. Вчера отец так поносил Бориса, что мне сделалось страшно.
— Как?
— Обзывал вонючим жеребцом, быком с дохлыми яйцами и так далее. Господи, что я мелю? Ведь ты девушка.
— Ладно, я и похлеще слыхала. Давай ближе к делу.
— Он сказал, что подсмотрел случайно, как этот Карузо с протухшим фаллосом трахает его дочь. Они занимались любовью в беседке на полу. Он сказал, Борис искусал Ксюше грудь до крови. Это правда — она ходит в закрытом платье и не купается в нашем присутствии.
— Зачем же она ему позволила? — брезгливо спросила Леля. — Мне кажется, Ксюша не из тех, кто станет терпеть то, что ей не нравится.
— Ей это очень нравится, девочка.
— Тогда какое вам всем дело? Как говорится: каждый сходит с ума по-своему.
— Она его родная дочка. Отцы обычно очень переживают, когда их дочери выходят замуж. Это своего рода Эдипов комплекс. К тому же Виталий презирает Бориса.
— Ты преувеличиваешь, Сурок. Отец всего лишь подтрунивает над ним, да и то по-доброму.
— Нет, я не преувеличиваю. Вчера он схватил со стены саблю, и если бы я не легла на пороге, натворил бы таких бед!..
— Странно. Я видела его сегодня, когда шла на озеро. Он стоял на балконе Башни, и ничего такого я в нем не заметила.
— Виталик и раньше, бывало, не помнил по утрам о том, что делал ночью. Ночью на него другой раз такое накатывает! Помню, он заставлял меня залезать в бочку и мы занимались там любовью.
Леля недоверчиво улыбнулась.
— Когда-то давно он забирался на крышу, чтоб пописать. Однажды он влез на крышу пятиэтажки, в которой жила моя сестра, и стал мочиться на милицейскую машину.
— У тебя есть сестра? — удивилась Леля. — Ты ведь говорила, что, кроме Петьки, у тебя нет никого на всем белом свете.
— Валя умерла.
— Но ты никогда о ней не вспоминала. Ты всю жизнь прикидывалась сироткой.
— Очевидно, ты не так меня поняла, девочка. Валя предоставляла нам с Виталием свою комнату. Я не могла ночевать у вас, пока мы с твоим отцом не расписались. Ну а Петьку я как огня боялась — он с детства ревнует меня к каждому встречному.
— Ты поселилась у нас чуть ли не с первого дня вашей с отцом встречи.
— Ты была тогда совсем крохотной и ничего толком не помнишь.
— Я могу спросить у Ксюши. У нее отличная память на подобные вещи.
— Ксюша все время разъезжала.
— Ладно, я с этим разберусь. Скажи: что ты хочешь от меня?
— Не встречайся с этим миллионером. Отец ужасно переживает. Он боится, ты выскочишь за него замуж.
Леля рассмеялась.
— Боже мой, и как только подобное могло прийти вам в голову? Петька и тот меня не ревнует. Твой Петька просто без ума от Достигайлова.
— Знаю. Он еще такой дурачок. Да и тебе во всем любит подыгрывать. Я тоже не хочу, чтоб ты встречалась с этим выскочкой.
— Какие же вы все… убогие. — Леля рывком перекинула ноги через борт лодки и оказалась по колено в теплой, тихой воде. — А ведь я никогда никому не ставила условий.
— Это не условие, девочка. Это просьба.
— Достигайлов ведет себя лучше любого джентльмена.
— Он очень хитер.
— Допустим. Но что ему за прок якшаться с такими голодранцами, как мы?
— Я видела, какими глазами он смотрел на Ксюшу.
— Какими?
— Похотливыми. Из-под полуприкрытых век. Чтоб никто ни о чем не догадался.
— Но ты-то догадалась.
— Я всегда была очень наблюдательной.
— И снова Ксюша. Тогда при чем здесь я и Достигайлов?
— У Виталия болит душа за тебя тоже. Еще как болит.
— Брось.
— Нет. Я буду бороться за мужа до последнего. Я уже поговорила с Ксюшей.
— Интересно, что ты ей сказала?
— Описала очень деликатно ситуацию и попросила их с Борисом не задерживаться у нас.
— Представляю, каких комплиментов наговорила тебе Ксюша.
Леля подняла юбку и забрела в озеро по пояс. Этот ночной разговор начинал действовать на нервы. Ненавязчивая ласка воды ее умиротворяла.
— Она поняла все как надо. Пообещала, что они с Борисом через неделю уедут.
— Это ее дело. Что касается меня, я не собираюсь что-либо менять в своей жизни.
— Поговори хотя бы с отцом по душам. Прошу тебя.
— Будет только хуже. Ты же знаешь, у меня очень вспыльчивый характер.
— Женщина должна быть терпеливой с мужчиной. Разумеется, если она не хочет потерять его любовь.
— Он не мужчина, а мой отец, — с вызовом сказала Леля. — И вообще меня начинает тошнить от этого бабского разговора по душам. Прости, Сурок, но ты так обабилась в последнее время.
Леля зашагала на берег, решительно и шумно рассекая воду своими сильными ногами.
— Все-таки поговори с ним! — крикнула ей вслед Мила. — Чтоб нам с тобой впоследствии не пришлось ни о чем жалеть.
Леля стиснула кулаки и бросилась напрямик через заросли жимолости к Башне. Она сейчас все скажет отцу. И спросит, правда ли, что он превратился в ничтожество, которое ставит свою подпись на чужих картинах.
В Башне было освещено единственное окно — в небольшой комнате над студией, куда вела винтовая лестница. В этой комнате с камином и широкой низкой кроватью отец обычно спал. Там было очень уютно. Особенно ночами, когда шумели деревья и ухала сова. Леля невольно вспомнила сказку, которую ей рассказывала мама. Она была о том, как знатная дама тайком пробиралась через темный сад на свидание с возлюбленным, заточенным в башне.
Внезапно Леля услыхала шорох и обернулась. По боковой аллее шла женщина в белом. Ее лицо было спрятано под складками тонкого капюшона. Красиво струящиеся одежды казались невесомо прозрачными. Женщина приближалась к подножию лестницы, которая вела в комнату отца.
Леля почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Чтобы не вскрикнуть, она зажала рот ладонью и присела за кустами.
Женщина взялась за перила и стала подниматься по лестнице. Открылась дверь. В проеме появилась мужская фигура.
