Джоанна Троллоп - Чужие дети
Карвер поставил кофейник и ушел в другой конец кухни, которая была оборудована, словно гостиная — с диваном, креслами и телевизором. Потом вернулся обратно, неся фотографию в рамке, и поставил ее перед Элизабет.
— Вот.
Мистер Карвер принес фотографию маленького мальчика, вероятно (Элизабет никогда не была уверена в определении детского возраста) лет семи. Он казался на удивление симпатичным, с густыми волосами, ясными глазами и усыпанным веснушками лицом. На мальчике были клетчатая рубашка и джинсы. Он сидел верхом на воротах или заборе, глядя прямо в объектив так, словно ему нечего было скрывать.
— Мой сынок, — сказал Том. — Его зовут Руфус. Ему восемь.
— Выглядит, как ангелочек, — проговорила Элизабет.
— Я даже думаю, что он таков и есть, — улыбнулся Том. — В его отсутствие я полагаю так.
Элизабет отодвинула фотографию на несколько сантиметров.
— Сейчас он в школе?
— Нет. Он живет со своей матерью.
— Вот как, — протянула Лиз.
— Его мать оставила меня, — сказал Том. — Почти год назад. Она оставила меня ради заместителя директора школы, учителя в местечке под названием Седжбери. Это в Мидленде.
Элизабет снова взглянула на фотографию.
— Мне очень жаль.
— Она тоже учительница, — пояснил мистер Карвер. — Они встретились на конференции по обучению в сельских школах. У него трое детей. Свадьба была на прошлой неделе.
— Мне очень жаль, — повторила Элизабет.
— Возможно, мне и следовало этого ждать. Многие говорили мне, что так и будет. Она на пятнадцать лет моложе меня.
В голове Элизабет мелькнула мысль, что эта сбежавшая жена должна быть примерно ее возраста.
Она осторожно спросила:
— Может, все дело не в возрасте, а в характере? У моих родителей разница в двенадцать лет, но они были очень счастливы.
Том улыбнулся ей:
— В нашем случае было и то и другое.
Зазвонил телефон.
— Прошу меня извинить, — сказал мистер Карвер. Он прошел через кухню туда, где на стене висел телефон, и стал спиной к Элизабет.
— Алло? Алло, моя хорошая. Нет, нет, у меня гости. Нет, клиент. Да, конечно, ты можешь. В воскресенье утром. У тебя все в порядке? Неделя прошла хорошо? Хочу, чтобы они дали тебе с собой телефон в машину на время этой поездки. О-кей, родная. Чудесно. Отлично. Увидимся завтра.
Он повесил телефонную трубку.
— Моя дочь.
Элизабет взглянула на него:
— Ваша дочь?!
Он вернулся с улыбкой обратно к столу.
— Моя дочь, Дейл. Моя комната превращается почти что в исповедальню. Вам не следует так удивляться. Да, у меня есть дочь двадцати пяти лет, а еще сын двадцати восьми лет.
— Как? — с недоумением спросила Элизабет.
— Обыкновенно. Моя первая жена умерла двадцать лет назад от какого-то вируса во время отпуска на Греческих островах. Она сгорела за десять дней.
Лиз встала.
— Говорят, несчастье всегда кажется непомерным.
Том взглянул на нее.
— Но все так и было. В какой-то момент я думал, что просто умру от горя, но даже в самой глубокой депрессии знал, что винить некого. Это трагическая случайность, рок, перст судьбы, перед которым так преклонялся древний мир.
— Вы сами воспитали своих детей?
— Да, до того момента, когда Руфус девять лет назад находился в утробе матери, и я женился на Джози.
— Но ваши старшие дети были тогда почти взрослыми…
— Почти. Но все равно пришлось нелегко. На самом деле, это было просто ужасно. Дейл и Лукас — особенно, Дейл — привыкли, что я нахожусь в их полном распоряжении.
Элизабет обернулась в поисках своего пальто.
— У меня никогда не было трудностей с отцом. Возможно, я счастливая…
— О, простите, мне так неудобно, — проговорил Том. — Действительно, очень неудобно. Я и мысли не держал обременять вас своими проблемами. Просто хотел выяснить, что вы действительно желаете делать со своим домом, — только и всего.
Она потянулась к пальто на спинке соседнего стула. Том подошел, взял у нее из рук пальто и подал его.
— Да я и сама теперь не знаю.
— Теперь?
— Вы заставили меня задуматься. Или, может быть, это утро.
На долю секунды он задержал свои руки у нее на плечах, уже надев пальто.
— Это доставило вам удовольствие?
— Да, — ответила она.
— Даже несмотря на то, что я упрекнул вас?
— Я не то имела в виду. Иногда… — Лиз замолчала. — Иногда люди даже не упрекают, а просто понять не хотят.
Том встал перед ней и внимательно посмотрел в лицо.
— Я буду рад пригласить вас на ленч.
— Сейчас?
— Прямо сейчас, — ответил архитектор.
— Отлично, — сказал отец Элизабет. — Все в порядке?
— Нет, — проговорила она, оглядев комнату. — По крайней мере, не в случае с домом. Ты говорил, что нашел кого-то для уборки?
— Да, — ответил Дункан Браун. — Два раза в неделю, по утрам.
— Она уже была здесь?
— Это он. Буфетчик на неполном рабочем дне из кабачка «Лиса и виноград». Нет, он здесь еще не был.
— Это ужасно, папа. Здесь действительно грязно.
— Неужели?
— Да.
— Мне кажется, я и не заметил.
— Или не имеешь ничего против…
— В принципе, да.
— Думаю, — сказала Лиз, — я должна сделать что-нибудь — по крайней мере, с ванной.
— Почему бы тебе лучше не рассказать мне о своих делах?
— Я немного смущаюсь…
— Почему?
— Потому что я так много узнала о Томе Карвере за короткое время.
— Отчего же это должно смущать тебя? — спросил Дункан, снимая очки для чтения.
Элизабет прислонилась к косяку двери, ведущей в крошечный холл.
— Он рассказал мне очень многое. Я не привыкла к таким поворотам событий. Я не представляла, чтобы люди говорили мне такие вещи, если только они не хотят предстать передо мной в выгодном свете. А он — не хотел. Похоже, мистер Карвер намеревался познакомиться со мной поближе.
— А, — проговорил Дункан.
— Не изображай из себя такого уж знатока.
— Я изображаю не знатока, это всего лишь проблеск прозрения.
— Тут нечего прозревать. Мы пообедали в баре, и он говорил гораздо больше, чем я.
— Что не удивляет. Ты никогда не была болтуньей.
— Папа, — сказала Элизабет, — я начинаю удивляться, зачем купила этот дом.
Дункан снова надел очки и посмотрел на дочь поверх них.
— Том спросил меня, могу ли я представить себе свою жизнь там, — продолжала она. — А я не уверена, что смогу.
— Дорогая, — сказал Дункан, — когда тебе было пять, и мы собирались путешествовать с палаткой по Британии, ты очень вежливо сказала своей матери и мне: мол, я не думаю, что присоединюсь к вам, потому что не представляю, на что это будет похоже.
