Лаура Дейв - Мое простое счастье
– Временно, по крайней мере. Постоянный шеф-повар, Лиза, ушла в декрет, и я ее замещаю. Раньше работал в ресторане той же компании в Беркширских холмах, милях в двадцати от Стокбриджа. Называется «Мейбеллинс».
– Я знаю Стокбридж – была там в прошлом году. Вернее, рядом – в Грейт-Баррингтоне. Ездила туда по работе. Если бы знала, то заглянула бы к вам в ресторан и написала про него. Я репортер, веду колонку о путешествиях «Сто открытий». Хотя статья была посвящена Грейт-Баррингтону и мне вряд ли разрешили бы о вас написать – в тот раз по крайней мере…
Поток моего красноречия наконец-то иссяк. Гриффин, склонив голову набок, удивленно смотрел на меня.
– Извините, – сказала я. – Я несколько дней почти не сплю, поэтому и говорю слишком много.
Он приблизил руку к моему лицу, почти касаясь пальцами щеки:
– Но у вас вот тут след от подушки.
Я ощутила холодок в том месте, до которого он чуть было не дотронулся, и инстинктивно заслонила лицо рукой.
– Это долгая история.
– Даже не сомневаюсь, – рассмеялся Гриффин.
– Значит, в «Мейбеллинс» вы больше не работаете?
– Нет. Вообще-то следующей зимой я собираюсь вернуться в Массачусетс и открыть собственный ресторан в Уильямсберге…
Я растерянно посмотрела на него, пытаясь понять, не ослышалась ли.
– Как вы сказали: в Уильямстауне?
Мне вспомнился этот очаровательный городок в Беркширских холмах, где летом проводят чудесный театральный фестиваль. В Уильямстауне находится Институт искусств Стерлинга и Франсины Кларк. А еще там я писала один из первых репортажей для «Ста открытий».
– Нет, в Уильямсберге. Но всем слышится «Уильямстаун» – тут вы не одиноки. Это примерно в часе езды оттуда, в Долине пионеров. Я вырос в Уильямсберге, поэтому и открываю там ресторан.
– Здорово.
Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ:
– Рад, что вы так думаете. Может, приедете как-нибудь и напишете о моем новом ресторане – в обмен на этот бурбон?
– Договорились.
Гриффин перегнулся через стойку, взял бутылку и налил нам обоим еще немного. Я с удивлением отметила, что бутылка заметно опустела.
– Ну что, может, расскажете? – спросил Гриффин.
Я растерянно взглянула на него.
– Долгую историю про след от подушки, – пояснил он.
– Ах, об этом… – Я пожала плечами, не зная, как лучше выразиться. – Последнее время я сама на себя не похожа.
Гриффин сделал долгий глоток, обдумывая мои слова. Только тут я заметила у него на запястье татуировку – якорь, вернее, половину якоря – рисунок резко обрывался, и одного рога не хватало.
И тут я сделала нечто странное – первый поступок, который доказывал, что я и правда сама на себя не похожа. Я дотронулась до нее – дотронулась до татуировки и провела пальцами по ее контуру. Ну разве это нормально? Но в тот момент это почему-то казалось нормальным. Гриффин никак не отреагировал – просто опустил взгляд и наблюдал, как мой палец скользит по тому месту, где рисунок резко обрывается, по незаконченной части, части со знаком минус.
– С этой татуировкой связана одна история, – сказал он. – Только не уверен, что ее можно назвать хорошей.
– История про бывшую девушку?
– Про бывшую девушку, мой восемнадцатый день рождения и долгую ночь в тату-салоне в Канаде.
– Вы решили разделить якорь? Что-то вроде парных подвесок для влюбленных?
Он покачал головой и указал на меня рукой:
– Как раз на такой случай у меня есть одно прекрасное правило.
– Какое?
– Никогда не говорить с женщиной о других женщинах.
Я рассмеялась:
– Ясно. Ну а если новая девушка хочет узнать о ваших бывших? О тех, кто был до нее? Как вы тогда выкручиваетесь?
– Я рассказываю ей две истории – самую лучшую и самую худшую. Что же до остального… Некоторые любят откровенничать о прошлом – якобы сближает. А по-моему, это нечестно.
Я налила себе последний стакан, одновременно пытаясь понять, что имеет в виду Гриффин.
– Нечестно по отношению к бывшей девушке?
– По отношению ко всем. Ты словно живешь в прошлом, еще и в искаженной его версии. Любое событие мы по-настоящему помним только пять лет. Потом в мозгу остается лишь воспоминание о событии, но не само событие, а еще через пять лет – воспоминание о воспоминании. Понимаете, что я хочу сказать?
– Понимаю. И потихоньку начинаю впадать в депрессию.
Гриффин улыбнулся, и я вдруг подумала – совершенно беспристрастно, – что эта улыбка любую женщину способна поставить на колени.
– Что же, по рукам, – снова заговорила я. – Расскажите мне про девушку с татуировкой. Расскажите лучшую и худшую историю.
– Ну, мое лучшее воспоминание о Джиа…
– Мне нравится имя Джиа, – улыбнулась я.
– Мне тоже, – ответил Гриффин и кивнул, будто в подтверждение своих слов. – Лучшее воспоминание о Джиа – это, пожалуй, история с татуировкой.
– А худшее?
Он взял со стойки свой стакан и с минуту держал его, касаясь края губами.
– Ответ тот же.
* * *Потом мы как-то оказались на кухне – это удивило меня едва ли не больше, чем все, что произошло после. Мы оказались на кухне где-то около трех ночи и стали готовить в огромной сковороде омлет. Вернее, готовил Гриффин, а я сидела, скрестив ноги, на высоком разделочном столе рядом с плитой. Словно не могло быть ничего естественнее. А ведь еще пять часов назад я его даже не знала… Теперь в это почти невозможно было поверить.
– Ты готовишь омлет совсем как моя мама, – заметила я, глядя, как Гриффин наливает в сковородку молоко и помешивает.
– Это мое фирменное блюдо.
Я пожала плечами:
– Вообще-то мама не слишком-то хорошо готовит.
– Очень смешно.
Гриффин открыл небольшой холодильник рядом с плитой и достал оттуда несколько расколотых клешней омара и кусок сыра грюйер.
– Ладно, если по-честному, то ничего такого она в омлет не добавляет, – призналась я.
– Подожди, пока не попробуешь готовый продукт.
Гриффин снял форменную куртку и закатал рукава рубашки на манер жокея, собираясь приняться за дело всерьез, и тут из кармана джинсов у него выпал маленький красный ингалятор с бронхорасширяющим средством. Гриффин поднял его с пола и сунул обратно в карман.
Я указала на то место, куда упал ингалятор:
– У тебя астма?
– С детства.
– И бывали серьезные приступы?
– Только когда был маленьким.
– У сына моего второго отчима тоже астма. Когда он приезжал в гости, то всегда носил с собой такой же ингалятор, только синий. А я все время выкрадывала его и делала вид, будто он мой. Мне казалось, что это круто – ходишь и всасываешь воздух, вот так…
Я взмахнула руками и чуть не потеряла равновесие. Только тут я поняла, что выпитый бурбон дает о себе знать.
