Острова объяты тьмой (СИ) - Лангрейн Тори
— Я тут не при делах, босс, — поспешил заверить Дарма.
— Мне не жалко, — проигнорировав его, продолжил Тимур, — я полез в шкаф и вытащил оттуда несколько своих тряпок.
— А она? — спросил Ян.
— А она решила переодеться прямо при мне… Нет, ничего такого, Аня в купальнике была, что я, девушек в купальниках не видел?! Но это же мои шорты и моя любимая футболка… на ней…
— Я так и не понял, ты в итоге вещей зажлобился? Или…
— Или. — Хмурый и смущенный Тим отвёл взгляд в сторону, словно бы не хотел показывать брату, насколько его всё это взволновало до крайней степени.
И если Дарма, оказавшийся тут невольным слушателем, так ничего и не понял, то Яну пришлось для этого приложить некоторые усилия. Потому что тактичным он бывал нечасто, а вот выдать так и просящийся на язык язвительный комментарий по поводу чужого глупого поведения считал своим долгом. Но смолчал. На этот раз.
Его осмотрительный и вечно скрытничающий брат успел за несколько дней натворить столько, что по законам той же Австралии (близлежащей к ним) хватило бы на парочку тюремных сроков с лихвой. Но не запертые в клетках люди волновали Хэ Яна. Ему, профессиональному наёмнику, приходилось наблюдать вещи и похуже, и куда как кровавее, чем это. Скорее беспокоил тот факт, что причина всего происходящего, рыжеволосая такая и длинноногая, расхаживала сейчас по вилле в мужских шортах, а их обладатель вёл себя как оголтелый пятнадцатилетний пацан, хотя давно уже таковым не являлся.
Советов брат не слушал, от предостережений отмахивался, поэтому Яну ничего другого не оставалось, как молча выполнять возложенные на него обязанности, которые всё больше начинали походить не на обеспечение безопасности, и даже не на работу тюремного надзирателя, нет. Похоже было на чистой воды фарс, и конечная цель его, если Ян всё правильно понимал, вряд ли кому — нибудь из присутствующих придётся по вкусу.
***
Если бы не Тимур, вчерашний день был бы по — особенному ублюдским. О таком не пишут в романах. С такими выражениями в раскалывающейся надвое черепной коробке не валяются в постели до полудня. Но Аня страдала, ворочалась на широкой кровати среди роскошных темно — алых простыней, мирилась с головной болью и не очень — то жаловала жару за окном. Хотя в выделенной ей комнате, небольшой, но довольно светлой, во всю мощь работал кондиционер.
На ночь она приняла травяные пилюльки, выданные очаровательным врачом по имени Мишель, и не то чтобы быстро уснула, скорее, провалилась в какую — то зыбкую пустоту без сновидений и прочих насущных проблем. Времени подумать о происходящем особо не было, зато поутру его появилось с лихвой, и очнулась девушка в препоганейшем настроении.
Дернул же чёрт вчера вечером сходить проведать изнывающих в клетках коллег. Они же такие бедняжки, а она такая бессовестная…
Но бедняжки, мало того, что ничуть не поменяли своего мнения, и всё не смолкающие требования вызволить их сыпались на неё градом, так ко всему этому потоку прибавились и бессмысленные угрозы. Прав был Тимур, когда высказал предостережение, что очередной поход к вольерам Аниной совести ничем не поможет. Как в воду глядел.
«Тоже мне, соглядатай долбанный, — ворчливо подумалось девушке, — по чьей оно всё вине, скажите, пожалуйста…»
Черта эта его, дар даже какой — то, был Ане давно знаком: будто друг заранее умел предугадать людские реакции, мысли и поступки, а заодно предвидел, чем оно может обернуться впоследствии. Тимур так часто оказывался прав, особенно в тех вещах, когда действительно понравившийся Ане человек по итогу был тем ещё подонком, что девушка в какой — то момент разозлилась и перестала рассказывать вообще хоть о каких — то новых лицах в своём окружении.
Гордая, предпочитала набивать шишки сама, а год назад так сильно споткнулась об уже приевшиеся грабли, так больно стесала колени и локти, что пережить случившееся не хватило никаких душевных сил. И на долгие шесть месяцев она потеряла контакты с внешним миром. Даже с Тимуром они вновь начали переписываться не столь давно, и, кто бы мог подумать, Аня наконец — то встретилась с ним вживую.
Изумляться было чему. Друг сам по себе всегда казался ей удивительным и ни на кого не похожим, а уж внешность его… люди такое притягательным не называют. Но Аня, знавшая цену собственной кукольной красоте, подобными категориями мыслить перестала уже очень давно. И Тимур, с его алебастровой кожей, всей будто бы крапчатой, обсыпанной пигментными островками пятен, от основания шеи и по плечам забитый татуировками, понравился ей сразу. Будто она всегда знала, что к нему, умному, чудаковатому и сумасбродному, с этими картинно — театральными движениями, когда шутит или на эмоциях много говорит, прилагалась именно такая внешность.
А ещё вот такой необычный стиль.
Девушка со вздохом перевернулась на спину. С ткани натянувшейся на груди футболки на неё взглянула стайка диснеевских принцесс. И всё было при них: блёстки, короны, платья. У Золушки в руках зажата хрустальная туфелька, а Русалочка держит маленький трезубец. Только вот бороды и явно накачанные банки бицепсов говорили о том, что ожидаемые девочки совсем никакие не девочки, а их брутальные мужские версии.
— Креативно, — с улыбкой пробормотала Аня, вновь разглядывая вроде как знакомых с детства героинь и думая, что ярко — розовые в ультрамариновых клубничках шорты как нельзя лучше дополняют весь этот образ.
Валяться дальше не имело смысла. Головная боль как будто бы отошла куда — то в затылок, да и осталась там вместе с зудящей мыслишкой, что отлеживать бока столь долго — это хамски по отношению к чужому гостеприимству. Тут же к размышлениям снова присоединились воспоминания о коллегах, которым, в отличие от Анны, такой радушный приём оказан не был, и настроение вновь ухнуло в дыру.
С очередным полным уныния вздохом она поднялась с кровати. Сходила в ванную, застелила постель, попялилась в окно (вид на макушки высоких пальм и океан за ними был изумительный). На самом деле, дико хотелось есть и не чувствовать за собой такой поглощающей, ничем, по сути, не обоснованной вины, но справится Аня могла лишь с собственным голодом.
Минут через десять, едва вспомнив, где в этой королевской резиденции местного деспота по имени Тимур находится огромная, выложенная жемчужным кафелем кухня, Аня уже грабила холодильник. Тот, мерно урчащий и занимающий целых две широких секции встроенных стенных панелей, был забит под завязку всем подряд: начиная от безглютеновых батончиков заканчивая кусками мраморной говядины. Складывалось впечатление, что вкусно поесть тут любят, но в ингредиентах этих самых вкусных блюд совершенно не разбираются. И на всякий случай скупают весь ближайший малайский (или какая там вчера была рыба?) рынок.
Густой, окутывающий тёплыми волнами воздух проникал внутрь сквозь оставленные нараспашку стеклянные двери кухни, что вели на небольшую уличную веранду. Там, под тенью навеса из пальмовых листьев потягивала терпко — пахнущий кофе Мишель.
— Энни, милая, ты одна? — донесся её мягкий голос.
— Одна, — отозвалась Анна, вытаскивая пару баночек с йогуртом и направляясь к собеседнице.
Сегодня врач блистала не столь ярким макияжем, и в отличие от вчерашних алых теней, что плавно уходили в оранжевые стрелки, сейчас на её глазах была лишь лёгкая сиреневая дымка.
Они познакомились, когда Аня находилась не в самом адекватном состоянии. После перевернутого автобуса девушка едва ли была в силах понять, кто там перебинтовывал её многострадальную голову, но отчего — то стойкий запах дорогущих шанелевских духов запомнила отчётливо. Помимо них и броского макияжа, Мишель, как выяснилось, обожала открытые коктейльные платья, которые неизменно выглядывали из — под её коротенького белого халата.
— Мой купальник произвёл фурор? — со смешком спросила врач, когда Анна приземлилась рядом, на мягкое сиденье небольшой плетеной софы.
— О чём ты?
— О том, что вещи Сеймура тебе почти в пору.
