Екатерина Вильмонт - Мимолетности, или Подумаешь, бином Ньютона!
– Само собой. А что случилось?
– Потерпи до завтра. Расскажу.
– Мама как чувствовала.
– Что?
– Сегодня утром сказала: что-то мне не верится, что эта свадьба состоится…
Милая, родная, любимая моя Соня! Она чувствует меня как родную дочь. И я точно знаю, что сейчас они втроем помчатся приводить в жилой вид мою заброшенную квартиру. Как же я по ним соскучилась… И тут же позвонила Анита.
– Фаинчик, это правда? – голос у нее был ликующий.
– Правда. У меня уже билет на утро.
– Круто! Ты молодчина, Фаинчик! Я вернусь послезавтра, и тогда увидимся. Пока не говори никому ничего. Я сама всем все объявлю. Договорились?
– Конечно. Да я и не успею ничего.
– Короче, жди моего звонка.
Когда я вернулась, отец был уже дома.
– Ну ты и учудила! – покачал он головой.
– Папа!
– Да ладно, – шепотом произнес он и подмигнул мне. – Я, как ты знаешь, не слишком верил в этот брак.
– Значит, ты не сердишься? – тоже шепотом спросила я.
– Чего мне-то сердиться? Я хочу только, чтобы ты была счастлива. Нет, в данном случае лучше сказать – чтобы ты не была несчастна. Но Карлотта рвет и мечет. Ты и вправду утром улетаешь?
– Да. Уже позвонила Федяке.
– А что с работой? Тебя твоя Анита поманила?
– Если честно, да. Но последним толчком послужил Цицерон.
И я рассказала отцу о разговоре с Серджио.
– Да пошел он куда подальше! – таково было папино резюме.
– Папочка, я тебя обожаю!
– Да, и забудь эти глупости с возмещением ущерба.
– Но я не хочу…
– Тебя это вообще не касается.
– Папа!
– Бамбина! Кстати, у тебя есть в Москве деньги?
– Есть, не волнуйся. И еще Анита мне поднимет зарплату.
– Ей можно верить?
– Да. Я ее за язык не тянула. И она очень во мне нуждается.
Он ласково потрепал меня по волосам.
– Бамбина, я рад… Я опять узнаю свою дочку. А то бродила тут по дому какая-то бледная копия моей девочки… К черту! Найдешь себе мужа в России, а если не мужа, то мужика, от которого родишь. И к черту всяких мужей. Родишь и подбросишь деду, а я уж воспитаю! И зачем нам какие-то чужие противные дядьки?
– Папа, а как же достоинства, которые можно открыть?
– А ты запоминаешь все глупости, которые я говорил в жизни?
Я очень боялась, что Серджио примчится и будут долгие мучительные объяснения. Но он даже не позвонил. Или просто не получил еще моего сообщения? Как бы там ни было, но утром отец отвез меня в аэропорт. Карлотта держалась со мной довольно сухо и не звала приехать при первой возможности, как обычно. Ну и ладно! Меня огорчало только то, что я не простилась с Цицероном. Но рано утром у него не приемные часы.
Встречали меня Федяка и тетя Соня. Она обняла меня, расцеловала.
– Маленькая моя, как хорошо, что ты сбежала из-под венца. Я, конечно, твоего жениха видела только на фотках, да и то в компьютере, но он мне не понравился. Красивый, но какой-то холодный, чужой… Ну его! Мы у тебя прибрались. А что с работой?
– Возвращаюсь в свой журнал.
– Здорово! Ох, как я по тебе соскучилась!
– Но я сорвала вам поездку в Рим.
– Да почему? Мы непременно поедем, просто будем чувствовать себя там легко и непринужденно.
– Ой, Финик, – вмешался в разговор Федяка, – мама так тут психовала…
– Из-за чего?
– Ну как же, там светское общество, а в чем я пойду на свадьбу? Я же не знаю, как там у них принято, боюсь показаться чумичкой…
– Сонечка, родная, – я обняла тетку.
– Вот, а теперь мне все равно. Виталик меня во всякие светские места и не водил никогда, а просто потаскаться по Риму – милое дело. Так что я даже испытала облегчение, когда Федька сообщил, что свадьбы не будет. А ты мне потом все подробненько расскажешь, почему ты так решила.
– Обязательно! А что тут у вас нового? Меня засыпали новостями.
Когда Федяка втащил в квартиру мои чемоданы, Соня заявила:
– Сейчас ты разбирайся тут, а в три мы ждем тебя к обеду. Я приготовила все твое любимое.
И они ушли.
Я принялась разбирать чемоданы, и через полчаса квартира имела уже такой вид, словно я и не уезжала. Господи, какое счастье! Я открыла ящик комода, где у меня лежал маленький фотоальбом с фотографиями Родиона. Вот он один, такой загадочный… Вот мы с ним на каком-то приеме, вот в парке, а вот с моей последней машиной, он помогал мне ее купить… И вдруг странное ликование поднялось в душе. Я его больше не люблю! Я смотрю на эти фотографии спокойно, может быть, с легкой грустью, но и все. А я ведь достала альбом, чтобы выкинуть его, чтобы забыть о нем, а оказалось, что можно и не выбрасывать, не забывать. Я успокоилась, я излечилась! И при этом не поломала свою жизнь. Почему-то я была уверена, что жизнь Серджио я тоже не поломала, сбежав из-под венца. То есть все к лучшему в этом лучшем из миров. И я начну с новой строки. Но теперь в истории моей новой жизни уже не будет девиза «Во что бы то ни стало замуж!» К черту, все равно все будет так, как должно быть. Если не суждено мне быть женой и матерью, что ж…
Часть вторая
Что будет…
Перед тем как идти на обед к Соне, я позвонила в дверь своей соседки Тины, с которой у меня сложились весьма теплые отношения. Но дверь никто не открыл. Странно, Тина была домоседкой. На работу не ходила, работал ее муж, а она со страстью занималась домом. Вечно что-то шила, стирала, терла. И наслаждалась этим процессом. Куда она подевалась, интересно? А впрочем, могла пойти в магазин или поехать к матери. Ладно, зайду вечером.
Обед у тетки, как всегда, был выше всяких похвал. Отведав ее борща, я вдруг ощутила, что такое, собственно, ностальгия. Это тоска по борщу.
Как же хорошо дома! Дядя Юлик пытался расспрашивать меня о Берлускони, о том, как относятся к нему итальянцы, но я не могла ему соответствовать. Политика интересовала меня в Италии меньше всего.
– Не понимаю, какая из тебя журналистка, если ты не интересуешься политикой? – недоумевал дядя Юлик.
– Папа, да она же гламурная журналистка, политика тут ни при чем, – смеялся Федяка.
– А я слышал, что гламур уже выходит из моды! – заявил дядя Юлик.
– Нет, просто он принимает другие формы, вернее, надевает другую личину, – смеялась я. – Персонажи-то остаются прежние. Только одеваться начинают скромнее. Но уверяю вас, убогие на вид очочки на светских львицах стоят не меньше, чем какой-нибудь роскошный аксессуар прежнего прикида. И любая из них по-прежнему готова душу продать за сумку «Биркин», тем более что несведущие люди никогда не догадаются, сколько такая сумочка стоит.
– А все же сколько? – поинтересовался дядюшка.
– Лучше не спрашивайте, многие тыщи.
– Чего?
– Евро.
– Нет, правда? – вытаращил глаза дядя Юлик.
