Рози Томас - Влечение
После полицейского врача настала очередь патологоанатома.
Он дотошно перечислил и классифицировал множественные черепномозговые травмы, полученные Дэнни, когда его выбросило из машины и он ударился головой о бордюр. Он ехал, не пристегнув ремень безопасности.
Все это Джесс уже знала. Но в сухом, бесстрастном отчете патологоанатома (из-за этой бесстрастности он производил еще более жуткое впечатление) промелькнула одна деталь, которая привлекла ее внимание. Деталь эта, так неожиданно выскочившая, закрепилась в сознании, пустила корни и начала разрастаться; слова барабанным боем зазвучала в ушах. Она заерзала на сиденье. Лиззи метнула на сестру зоркий взгляд, а затем успокаивающим жестом взяла ее за руку.
— Мам, ты в порядке? — прошептала Бетт.
Джесс с трудом кивнула; в горле пересохло. Ошибки быть не могло: патологоанатом излагал строгие медицинские факты. Бригада «скорой помощи» сделала все необходимые анализы сразу после доставки Дэнни в больницу.
Защита ринулась в бой. Если бы Дэнни пристегнул ремень, его бы не выбросило из машины.
Во время всего перекрестного допроса Джесс сидела тихо, хотя в ней бушевала буря и тошнота волнами подступала к горлу. Пейзаж ее души стремительно менялся.
«О Господи! Почему я раньше этого не знала? Почему ни разу не поинтересовалась?»
Объявили перерыв на обед.
Джесс, пошатываясь, пробралась к выходу. Лиззи и Бетт ни на шаг не отставали. Как только они вышли на улицу, Лиззи пошарила в сумочке в поисках сигарет и со вздохом облегчения закурила.
— Дай мне тоже, — попросила Джесс.
— В чем дело? Это на тебя так подействовало?
— Мам, ты белая, как простыня. Идем сядем.
Они нашли скамейку. Джесс закурила и закашлялась; глаза начали слезиться.
— Джесс! — строго произнесла Лиззи.
Джесс наконец-то удалось произнести то, что ее мучило.
— Группа крови.
— О чем ты говоришь?
— Этот человек сказал, что сразу же по прибытии в больницу Дэнни сделали все необходимые анализы.
— А как же иначе? Так всегда поступают в случае внутреннего кровоизлияния.
— Не в том дело. Я никогда не интересовалась, какая у Дэнни группа крови. Он никогда не болел, ни разу не лежал в больнице, до тех пор как… Он сказал — группа «В», резус положительный, да?
(Глупый вопрос: эти слова и так грохотали у нее в мозгу.)
— Ну и что?
— У меня нулевая.
— И у меня, — вступила в разговор Бетт. В последнее время ей пришлось вытерпеть уйму анализов.
— У Йена «В».
Наступила короткая пауза. Бетт вздернула подбородок.
— Помнишь, он был донором? Носил в бумажнике свидетельство. Ему даже вручили эмалированный значок с позолотой — два сердечка…
У Джесс дрогнул голос. Язык заплетался. Она заговорила медленнее:
— Он объяснял, что «В» — самая редкая группа. Встречается только у четырех процентов населения. Йен этим гордился. Глупо, да? Иногда его просили сдать кровь по какому-нибудь особому случаю…
Лиззи загасила окурок.
— К чему ты клонишь?
За мать ответила Бетт.
— Как же ты не понимаешь? Мама хочет сказать — Дэнни был папиным сыном. Правда?
— Я лишь говорю, что это не исключено. Не знаю. Я всю жизнь была уверена, что это не так.
Снова воцарилось молчание. Все три женщины думали о коробке из-под обуви в шкафу Джесс и спрятанной на ее дне фотографии симпатичного парня, похожего на Дэнни.
В голове у Джесс вихрем проносились мысли: «Неужели я подгоняла моего мальчика под кого-то другого, потому что это было нужно мне самой?»
И вдруг ее взгляд упал на сияющее лицо Бетт. Надежда, словно лампочка, зажгла его изнутри. И Джесс поняла, как важно — хотя бы ради дочери — докопаться до истины.
— Я постараюсь выяснить наверняка, — пообещала она, борясь с малодушным нежеланием лишаться привычного нравственного убежища. — Наверное, я должна это сделать ради всеобщего спокойствия.
Лиззи сердито фыркнула. И вдруг налетела на Джесс и заключила ее в объятия.
— Господи, Джесс! Что ты еще выкинешь? Давай узнавай наверняка. Хватит с нас призраков.
* * *Дома она посмотрела в справочнике номер консультанта Дэнни. Секретарша мистера Копторна сказала, что он поехал к больному, но, если она оставит номер, доктор перезвонит ей, когда вернется.
Часом позже, когда сестры снова сидели в саду, раздался звонок.
— Миссис Эрроусмит? Чем могу быть полезен?
При звуках забытого голоса в памяти Джесс ожили часы ожидания и убывающих надежд.
— Хочу задать вам один вопрос. Не из легких.
Он терпеливо подождал, пока она подбирала слова.
— Я хочу знать наверняка, был ли Дэнни… сыном моего мужа. У меня были причины считать, что нет. Но сейчас я не уверена.
Перед глазами встало гневное лицо Йена в их последнюю встречу. Хорошо, что при этом не присутствовала их дочь.
— Не знаю, могу ли я рассчитывать на поддержку моего бывшего мужа.
— Миссис Эрроусмит, вам станет легче, если я скажу, что ваш бывший муж обращался ко мне несколько недель назад?
— Я об этом не знала.
— Я не мог взять на анализ ДНК. Но тип тканей и результаты анализов крови дали мне право с полной уверенностью подтвердить его отцовство.
Джесс перевела дух.
— Ясно. Большое спасибо.
Бетт все еще сидела на скамейке в саду. Джесс не понадобилось ничего объяснять: увидев выражение ее лица, Бетт страшно обрадовалась.
— Значит, это правда? Папа будет счастлив!
Джесс была тронута. Угрызения совести не сошли на нет, но стали менее болезненными.
— Папа уже в курсе. Несколько недель назад он сам наведался к доктору и попросил результаты анализов. Он тебе рассказывал?
Бетт растерянно покачала головой.
— Нет. Я понятия не имела. Мы говорили только обо мне и об опухоли.
— Который час в Сиднее?
— Очень раннее утро.
Когда она звонила Йену, чтобы сообщить о несчастном случае с Дэнни, тоже было раннее утро. При звуках голоса Йена Джесс охватила радость.
— Я тебя разбудила?
Он испугался.
— Что-нибудь с Бетт?
— Нет-нет, ничего подобного. Йен…
— Знаю, что ты хочешь сказать. Он мой сын (Йен не сказал — «Он был моим сыном»). Я всегда это знал, но рад, что и ты убедилась.
При всем волнении, Джесс поймала себя на том, что беззвучно посмеивается над надменным удовлетворением Йена оттого, что он оказался прав. «Все меняется, — подумалось ей, — и в то же время все остается прежним».
— Почему ты мне не сказал? Или Бетт?
— Рассуди сама. Человек слышит только то, что хочет услышать. Бог знает почему, ты сотворила собственную реальность и цеплялась за нее. Ничего больше не хотела знать. А теперь, как я понимаю, ты захотела знать правду или не смогла больше закрывать на нее глаза. Я прав?
