Арина Холина - Магия на каждый день
— Слушайте, но вы же сами… выбрали свою стезю, — немного смутившись, пробормотала Настя.
— «Творить добро, всему желая зла…» — процитировал Сатана. — Я не мог ничего поделать! Не мог! Плюс невозможен без минуса, добро невозможно без зла — закон бытия. Это он так придумал, а я лишь орудие, жертва! Я просто не принял текущий уклад и был сослан! То есть… мне вроде как пошли навстречу — сказали: раз такой умный, разбирайся сам. Но я ведь тогда и не предполагал, что на меня свалят всю грязную работу! Да, я полноправный властелин, но… чего? Всех этих неудачников и отщепенцев?
— А зачем ты вообще выступал против бога? — спросила Настя, переходя вдруг на «ты».
— Не выступал — я боролся с системой. Я с самого начала не понимал этот проект — люди, Земля, грехи, искупление… А вокруг него одни тупые исполнители. Особенно Михаил, тот еще фрукт… Но никто не любит инакомыслящих! И вот я здесь…
— Мне кажется, тебе стоит разобраться в себе, — посоветовала Настя. — Избавиться от этой ненависти…
Сатана посмотрел на нее и расхохотался.
— Поверь мне, милая, у меня тут и Фрейд, и Юнг, и… В общем, умников хватает! — сообщил он. — Дело не в том, что моя потенциальная обида на Творца и невысказанная ненависть не дают мне почувствовать себя живым без агрессии… — Сатана подался вперед и заглянул Насте в глаза: — Сейчас я необходим. Ад необходим. Им просто некого поставить на мое место. Так что я обречен.
— Ну, ладно, а со мной-то что? — спохватилась девушка.
— Слушай, ты такая интересная собеседница… Я прямо не хочу тебя терять… — с издевкой произнес Сатана. И задумался. — У меня одно условие, — заявил он.
— Какое? — испуганно спросила Настя.
— Мы с тобой, — медленно произнес Князь Тьмы. — Напьемся и будем плясать на столе канкан.
Настя некоторое время смотрела на собеседника во все глаза, после чего принялась хохотать, как сумасшедшая.
— Без вопросов! — воскликнула она. — Это я могу!
* * *Они подъехали к памятнику раньше срока. На стоянке все места были заняты, так что Глаша просто остановила машину посреди дороги — в надежде, что с парковки кто-нибудь да уедет.
— Подождем, — пискнула Анна.
— Подождем, — проскрипела Аглая.
Аглая потянулась за сигаретой и заметила, что руки ее дрожат. Не так, как это бывает у алкоголиков поутру, но все-таки трясутся.
— Меня может стошнить, — вдруг заявила Анна.
— Ох, Аня, скажи что-нибудь оптимистичное и утешительное! — взмолилась Аглая. — Если и ты будешь психовать, я развалюсь прямо в машине. По ку-соч-кам!
— Глашка, я сейчас настолько не оптимистичная, что у меня ни одной положительной мысли нет! — воскликнула Анна. — Единственное, в чем я стопроцентно уверена (просто нутром чувствую!): если мы через все это пройдем и никто не умрет, ты станешь великой. И Настя станет великой. О, она будет просто о-го-го! Ты вот, ясновидящая, как считаешь?
— Ты бы, дорогая, не произносила лучше фразу типа: «Если никто не умрет…» Мне бы тогда было совсем хорошо! — ухмыльнулась Глаша. — А, как ясновидящая, я тебе вот скажу: пока я ясно вижу… Алину!
— Алину? — нахмурилась Анна. — В каком контексте?
— В контексте меховой куртки от Дольче и Габбана и памятника русскому народному герою.
— Не поняла… — опешила Аня.
— Черт, у тебя точно мозги отшибло! — рассердилась Аглая. — Вон, смотри, эта корова приперлась уже! Все, я пошла!
Она перегнулась на заднее сиденье, взяла книгу, бережно упакованную в бархатный чехол, посмотрела на Анну и попросила:
— Пожелай мне… хоть чего-нибудь.
Анна уставилась на нее, принялась судорожно рыться по карманам, нашла складной серебряный ножик — изящную, инкрустированную перламутром вещицу, — схватила ладонь сестры, порезала той палец (Аглая вскрикнула и грубо выругалась), сделала надрез у себя на руке и крепко прижалась ею к кровоточащей ранке на руке Аглаи.
— Я всем сердцем желаю тебе удачи! — произнесла Анна. — Я с тобой!
— Спасибо… — растрогалась Глаша и обняла сестру. — Ну, ладно, мне пора…
Она замотала палец салфеткой, надела перчатки, подхватила книгу и направилась к памятнику.
— А я уже решила, что вы передумали, — оскалилась Алина.
— Ага, — усмехнулась Глаша, — именно так ты и подумала. Как Настя с Сашей?
— Отлично! — хмыкнула та. — Саша с Матвеем здорово проводят время.
— Вот черт! Алина, ну, зачем тебе это надо? — не удержалась Глаша.
Алина уставилась на нее, но неожиданно ответила:
— У меня нет ни бабушки, ни мамы, ни тетки, ни любимой сестрицы, которые бы обо мне позаботились. У меня есть братец, которому наплевать на наши традиции. И если бы не я, он бы уже был врачом или каким-нибудь там… звукорежиссером!
— И что? — Аглая пожала плечами.
— Ты знаешь что! — завелась Алина. — Не надо тут гнать вот эту чушь на тему «Главное, чтобы человек был хороший»! Мы — ведьмы, дорогая, мы живем в другом мире — в мире амбиций, готовности заложить душу дьяволу ради успеха и признания, в мире стремлений быть лучше других. Мы такие по природе, и тут уж ничего не изменить. А лично я не желаю ничего менять!
Глаша слушала Алину и понимала, что та права. Конечно, признавать правоту этой вздорной стервы ни капельки не хотелось, но… Они же с Анной были в ужасе, когда Настя и Саша решили стать обычными. Были? Были! Амалия всю жизнь внушала им, что они особенные, не такие, как все, — в сто, в миллион раз лучше, что у них будет особенная жизнь, что семья — в том смысле, в котором ее понимает большинство женщин: муж, дети, собака, ухоженный сад, гладильная доска, любимый сериал, — это пошло, банально, не для таких выдающихся личностей, как члены семейства Лемм. И Глаша всегда была с ней согласна.
— Извини, дорогая, каждый за себя, — продолжала Алина. — Я ничего не имею против твоей дочери лично. При других обстоятельствах мы с ней даже могли бы подружиться, но сейчас она для меня всего лишь рычаг. Книгу давай!
— Клянись! — Глаша протянула Алине руку.
Пока та произносила клятву, Глаша чувствовала, как действительность отдаляется от нее. Она следила за тем, что говорит Алина, но ощущала, что как бы раздваивается. Когда обряд закончился, Алина протянула руки к книге, и Аглая уже почти передала ей том, но тут кровь все-таки ударила ей в мозг. Глаша потеряла над собой контроль, размахнулась и двинула девушку тяжелым фолиантом по голове. Она плохо соображала, что было дальше, — запомнила только, что ее поразило, с какой скоростью машина Анны мчится к ней, запомнила удивление от того, каким неожиданно легким оказалось тело Алины, когда его подхватила и засовывала в салон автомобиля. И еще запомнила, как поразилась, что никто не успел даже закричать или позвать милицию — так быстро и неожиданно они все провернули.