Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер

— Нет. Не счастлива. Знаю, что все испортила. Мне жаль. Я не могу... не могу

— Я не собирался кончать в тебя, Эстель. Ты просила этого не делать. Я бы послушался.

Мне нечего было сказать.

Я была глупа, поторопилась и испортила что-то настолько идеальное.

Но я все испортила, и у меня не было сил спасать ситуацию.

Не сегодня.

Опустив руки, я встала, борясь с желанием прикрыться.

— Прости, Гэллоуэй.

Повернувшись к нему спиной, я подняла намокшее бикини, плескавшееся в воде, словно черное пятно, и, не оглядываясь, ушла.

Я РАЗРУШИЛ ЭТО.

Так же, как я испортил все остальное хорошее в моей жизни.

Той ночью я лежал в постели и мучительно думал о том, как я мог предотвратить ужасный конец после лучшего сексуального опыта в моей жизни.

Эстель была всем, чего я хотел. И не только потому, что она была единственной женщиной на острове. И не только потому, что я находил ее привлекательной и умной.

Она была моим человеком.

Единственное совершенное создание, только для меня.

И осознание того, что я расстроил ее, сделав что-то, чего она не хотела...

Это чертовски убивало меня.

Я пытался поговорить с ней, как только вернулся в лагерь. У нас был целый день, чтобы прояснить ситуацию и решить, как исправить то, что было испорчено. Но Эстель с головой ушла в заботу о Пиппе и Конноре. Она собирала хворост, закупоривала емкости, наполненные свежей водой, жарила серебристую рыбу в кокосовом молоке и дополняла блюдо свежим салатом и поджаренными кусочками кокоса.

К тому времени, когда луна выгнала палящее солнце со своего трона, недосыпание после предыдущей ночи наблюдений за черепахами и стресс от того, что я расстроил Эстель, привели к тому, что я провалился в беспокойный сон на своей стороне от перегородки.

Всю ночь она не приходила ко мне. Она не обошла льняной барьер и не прижалась ко мне.

На следующий день все было так же плохо.

Натянутые и неестественные улыбки. Сладкие слова и вежливые разговоры закрашивали правду о том, что нам нужно было сказать.

Это было ужасно.

Худший день в моей чертовой жизни.

Но с помощью магии ретроспективы оказалось, что он был не самым худшим.

Не совсем.

Я думал, что крушение — это плохо. Сесть на мель. Страх выжить и никогда не быть найденным.

Оказалось, все может быть еще хуже.

И оно надвигалось на нас.

Мы просто не знали об этом.

Удача благоволит счастливчикам. Неудача благоволит тем, кто ее заслуживает.

Мир имеет своих любимчиков, как и каждый мужчина, женщина и ребенок имеет своих. У нас есть любимый человек, любимая еда, любимое воспоминание.

И, к сожалению, у Вселенной тоже есть свои любимчики. И тех, кто не играет по ее правилам, ждет несчастье и невезение.

Я думала, что была одной из любимчиков.

Оказывается, я ошибалась.

Взято из блокнота Э.Э.

…

Беда не приходит одна (или, по крайней мере, так гласит выражение). Наше везение — из-за того что мы потерпели крушение и были предоставлены сами себе в течение четырех месяцев — могло нас покинуть. И чувствовалось, что мы не очень нравимся Вселенной в ту неделю, что последовала после того, как я переспала с Гэллоуэем.

Во-первых, Коннор.

На следующий день после моей неудачной попытки, Коннор, как и каждый день, собрал свое рыболовное копье и отправился с утра за завтраком, обедом и ужином.

Он стал настолько умелым, что я больше не беспокоилась о том, что он не сможет выплыть из глубины или случайно проткнуть себя. Риф вокруг нашего острова защищал нас от бьющихся волн, а спокойный атолл был безопасен, как хлорированный бассейн для опытного охотника.

За несколько часов я вместе с Пиппой сплела еще одно одеяло взамен первого и пополнила запасы дров. Я подожгла еще несколько кокосовых осколков на плоском камне, поставила кипятиться котелок с водой, чтобы приготовить обед с салатом из моллюсков, и даже нашла десять минут, чтобы написать пару фраз в блокноте, пока никто не видит.

Но потом...

Случилось несчастье.

Оказалось, что риф не так безопасен, как бассейн, наполненный мочой. Не так безопасен, как бассейн с красивой мозаичной плиткой на стенах.

В бассейне не было врагов.

Пиппа увидела его первой.

Сбросив тонкую лозу, которую она украшала скелетами рыб, она с визгом бросилась по пляжу к хромающему, задыхающемуся брату.

О, боже.

Гэллоуэй, который вернулся с места крушения, чтобы забрать лишний кусок фюзеляжа, бросил топор в песок и побежал за ней. Он бежал, прихрамывая, в одних шортах, не обращая внимания на крики собственного тела, сосредоточившись на мальчике, который стал нашим сыном.

Пожалуйста... нет...

— Коннор! — Я бросилась за ними.

Мои ноги пронеслись по мягкому песку и поставили меня на четвереньки как раз в тот момент, когда Коннор рухнул на руки Гэллоуэя.

— Я держу тебя. — Гэллоуэй опустил его на пляж, прижав спину Коннора к своей груди.

Мой взгляд остановился на правой ноге Коннора, когда он разогнул ее. Его обычная коричневая кожа была морщинистой и белой, а на пятке зиял красный прокол.

— Нет! Коннор. Нет! — Пиппа попыталась схватить его, но Гэллоуэй оттолкнул ее.

— Пип, не надо. Позволь мне разобраться с этим.

Коннор застонал, слабо улыбнувшись Пиппе.

— Я в порядке, Пиппи. Не надо... — Агония оборвала его; он зарылся лицом в грудь Гэллоуэя. — Пусть это прекратится. Боже, сделай так, чтобы боль прекратилась.

Я содрогнулась, как будто землетрясение силой в десять баллов обрушилось на мое сердце. Схватив Пиппу, я остановила ее, вцепившуюся в Коннора, и вытерла ей слезы.

— Тише, все хорошо.

— Это не хорошо! — Ее причитания усиливались, пока звук не отразился эхом от пальм. — Коннор... пожалуйста. — Она сломалась пополам, повернулась в моих руках и зарыдала на моем плече.

Я поглаживала ее по спине, делая все возможное, чтобы успокоить ее, в то время как ужас разрывал мою душу.

— Что случилось, приятель? — Гэллоуэй прижал Коннора к себе, вытирая его засыпанные песком волосы. — Что случилось? Скажи мне, что болит.

Коннор открыл рот, чтобы заговорить, но вместо этого его вырвало. Гэллоуэй переложил его так, чтобы его вырвало на пляж. Он не переставал бормотать утешительные слова, пока Коннор поддавался тошноте и токсинам, проникающим в кровь.

Слезы Пиппы превратились в реки; она вырвалась из моих рук и схватила Коннора за руку.

— Не засыпай, Ко. Пожалуйста, не засыпай.

Я хотела успокоить ее — она скоро впадет в икотный шок, — но паника за Коннора сделала меня безжалостно сосредоточенной.

Я оттолкнула ее.

— Пиппа... Мне нужно посмотреть на него, хорошо? Я хочу убедиться, что он не заснет.

Не обещай того, чего не можешь выполнить.

Мои зубы клацнули.

Пиппа боролась, но она не могла сравниться с моей силой. В глубине души я ненавидела себя за то, что так жестоко обошлась с ней, но она была жива.

А Коннор умирал.

Подойдя ближе, я встретилась с глазами Гэллоуэя. Его скулы резко выделялись, а в бирюзовых глазах темно-синей нитью проступала паника. Он кивнул, когда я взяла ногу Коннора, осматривая рану.

Зернистый песок прилип к струйке крови, вытекающей из раны, но ничего не выглядело так, будто застряло внутри. Крошечное отверстие уже хотело закрыться, забиваясь осколками.

— Ты помнишь, что произошло? — Я пощупала его ногу, морщась от его горячей, горячей плоти.

Я ломала голову, что же могло такое сотворить.

— Я не... не видел его, — прохрипел Коннор, держась за грудь, как при приступе астмы. — Я подумал, что это был... камень.