Л. Бояджиева - Бегущая в зеркалах
А здесь цветы и компенсация за ущерб в виде чека». Так я дублером Делона поработал.
– И ты хочешь сказать, что все это – правда? Что-то я на тебе ни разу натурального синяка не видела. Хотя с Жаклин, верно, кое-что было, – вставила Сильвия.
– Невероятно! Мы слушаем наши забавные истории, смеемся, грустим. Но мне все время кажется, что мы недоговариваем чего-то главного… – Алиса поднялась и задумчиво подошла к окну. – Вы в самом деле думаете, что все это просто так? Игра огня в камине, дыхание рождественской хвои, блеск хрусталя, тяжесть хризантем… Эта серебристая отметина в волосах Остина, верное сердце Дани, мои нелепые шрамы, невероятный дар Йохима? Вы называете наше тесное кружение на пятачке времени и пространства игрою случая, а фантастические пересечения судеб – забавными приключениями? Нет!
В зыбком свете догорающих свечей Алиса казалась невероятно прекрасной. Настороженно вытянувшееся, охваченное черным бархатом тело парило над зеленью ковра, тонкие руки протянуты вперед трепетным жестом слепца, ощущающего присутствие чего-то невидимого.
– … Я чувствую, я знаю: в хаосе запутанных звуков прорастает и постепенно оживает мелодия – нежная, величественная, властная. Послушайте – это вальс! Наш большой, бесконечный вальс… Еще немного, еще один поворот – и мы узнаем, что обещает, куда манит он. Мы поймем, зачем родились…
9
Уже близился рассвет, свечи догорали, и вслед за хозяевами потянулись в отведенные для них комнаты гости.
Йохим поднялся, чтобы последовать за всеми наверх. Алиса остановила его:
– Постойте, доктор, мне еще надо вам кое-что доложить. Нет, не жалобы на самочувствие – другое. Вы ведь не станете вызывать меня на консультации к доктору Бланку? Прежде всего, напоминаю, мы уже как-то стихийно перешли на дружеский тон. Вы просто Йохим – ладно? Так вас не удивило, Йохим, что я вычислила возраст вашей возлюбленной? Не-ет. Не случайно прикинула. И только не говорите, что вы рассказали мне все сами – вы этого никому не рассказывали… Черный камень надгробья с синевато-лиловыми перламутровыми вкраплениями. Солнце, весна, кустик роз – мелких, желтых, кругленьких таких с темной мелкой листвой. Овальчик с девичьим лицом, а ниже выбито: «Юлия Шнайдер. 5.05.1945. Попала под грузовик в сентябре 1958 года. Верно?»
– Вы были там, Алиса?! Вы знали ее? Что все это значит? – Йохим схватил Алису за руку.
– В том то и дело… Не знала. И никогда не была. Я просто увидела эту картинку после нашей тогдашней беседы у пруда. Но боялась сказать. Знаете, Йохим, мне после катастрофы многое стало мерещиться, такое впечатление, что мою память спутали с чьей-то чужой. Я до сих пор не могу вспомнить много о себе. Представьте – семейную легенду об этом кольце я будто услышала сегодня впервые – а она уже всем надоела в бесконечных пересказах. Когда ко мне начала возвращаться память там, в вашем санатории, я стала видеть какие-то сны наяву – кусочки чужой жизни. Помните Лукку? Я видела «картинку» про него и про каких-то незнакомых людей. Да вот про вашу медсестру Жанну, например. Я еще про нее ничего не знала… Однажды, поливает она цветы в моей комнате и что-то щебечет о погоде, о доме. А я смотрю ей в спину и вижу горную дорогу и грузовик с серебристым рефрижератором. И он, как в замедленном кино, заваливается на бок на крутом повороте и медленно-медленно, переворачиваясь в воздухе, летит в пропасть. А когда я узнала, что у нее муж шофер-дальнобойщик – испугалась!..
– Алиса! Когда вы это «видели»?
– После первой операции, значит, весной…
– В октябре муж Жанны погиб. Именно так, как вам привиделось в мае…
Они испытывающе смотрели друг другу в глаза, не находя ответа.
– А вот еще, не перебивайте, я давно хотела сказать… Пустяк какой-то, но тяготит своей непонятной значительностью, вы непременно должны знать. Помните, я говорила, что впервые увидела вас, там, рано утром в моей палате, будто двоящимся в сопровождении четкой картины: белый катерок, пенные буруны за кармой, чайки… И эта женщина! Ну, вспомните же: толстушка в панаме с булкой в руке… Что? Ничего? Странно. Как заноза у меня в голове. Я ведь тогда, уезжая из санатория, хотела вас расспросить, но вы все прятались, и я забыла. Но эта женщина и вы – что-то тут есть особое, важное, а я никак не могу разглядеть. Не улыбайтесь, пожалуйста, – Алиса смущенно насупилась и упрямо продолжала: – Вот и сегодня вечером, до того, как вы позвонили в дверь, я «видела» мужчину, прыгающего в лужу у нашего крыльца, – мельком, как по телевизору, когда переключают программы… И что самое страшное, да и сомнительное – я часто не знаю, что было на самом деле, а что мне привиделось…
– Алиса, мне как-то не по себе… Я могу привести разные научные версии… Раздвоение личности, рефлекторная неврастения и прочее. Но это не то! Я даже про себя не знаю, нормален ли я. Да и что такое норма? Может быть, из-за того, что ваш мозг тряхануло, он сбился с волны, ну знаете, как испорченный радиоприемник, и ловит чужие передачи? А значит, вы просто богаче нас всех – многопрограммное устройство! Только надо привыкнуть к этому, научиться регулировать, отключать ненужное…
– Кажется, я уже научилась. Как это получилось – не знаю, но сегодня вы у меня – один! То есть – совсем не раздваиваетесь, никто не мелькает за вашей спиной, не мутит воду. И так спокойно, хорошо…
Они сидели в полутемной гостиной у елки, как дети, взявшись за руки. Йохим видел профиль Алисы, вызолоченный угасающим огнем, чувствовал влажную нежность ее ладоней и знал – так оно и должно быть. Именно так. Он всегда был не там, не с теми и не таким, каким должен был быть. Что-то всегда не совпадало, мучило неточностью. И только сейчас пришло уверенное ощущение цельности, окрыляющая радость быть самим собой!
– Алиса, я уверен, существует что-то мудрое и громадное вне нас. Оно не посвящает нас в свой замысел, но открывает дорожки к нему. Мы редко умеем распознать их, а обнаружив, не знаем, как воспользоваться… Я любил вас всю жизнь, но не знал этого. Я замечал мигающие светофоры, которые направляли меня к вам, но не мог до конца доверять им. Теперь знаю точно – я родился с этой любовью и для нее… Не пугайтесь, Алиса, это не предложение руки и сердца, скорее – еще одно мистическое признание. И вот еще что, – Йохим отвернул полу пиджака, отколов булавку, которую всегда носил у сердца. – Узнаете? Это – для вас.
– Та самая божья коровка, которую я отправила на небеса перед отъездом из клиники!.. Я ведь тогда кое-что загадала… Где вы взяли это чудо?
– Оно само опустилось в мою ладонь. Правда, Судьбе пришлось сочинить целый сюжет, чтобы подвести меня к ней – затеять ярмарку в средневековом городке, загримировать в старушку добрую фею, а еще раньше, полвека назад – вдохновить неизвестного мне художника на эту кропотливую работу – огранить так странно рубин… «Господи, что мы знаем о путях твоих?» – говорила моя бабушка, сталкиваясь с неожиданностями.
