Александра Таневич - На краешке любви
– Не очень, – улыбнулся Дмитрий.
– Ну, Женечка устроит вам небольшую экскурсию, ведь они с Матюшей еще студентами очень часто ходили по городу.
Женя позвала из коридора:
– Дим, пойдем.
Они вышли из подъезда и направились к небольшому скверу рядом с домом. Дима чуть прихрамывал. Он смотрел на Женю и не узнавал ее. Он думал, что она будет ругаться, кричать, закатит истерику, но ничего подобного она не делала. И это его настораживало.
Дима и Женя молча дошли до скамейки, на которой лежала забытая кем-то мягкая игрушка – алое сердечко с розовыми рюшами. Женя посмотрела на игрушку и вспомнила ту скамейку, где между ней и Димой сидел полосатый плюшевый тигренок с испачканным синим фломастером ухом. Это было восемь лет назад! Евгения взяла в руки сердечко, думая о том, возможно ли повернуть время вспять и снова стать той беззаботной Женькой. Слишком много довелось ей испытать за прошедшее время: и долгое, трудное привыкание к мысли, что любви никогда больше не будет, и замужество с человеком, которого мужем в прямом смысле нельзя было назвать, и рождение дочери... С Матвеем она провела всего две ночи, и только ради того, чтобы зачать ребенка, – Валентина Алексеевна очень хотела стать бабушкой. Да, много испытаний пришлось ей пережить. Смерть Матвея, рядом с которым она не знала бытовых проблем. И последние два года жизни, когда навалилось все сразу: и поиски работы, и проблемы с Ольгой, ее слишком рано было отдавать в садик, и свекровь, которую подкосила смерть сына...
Женя еще раз посмотрела на сердечко, и у нее вырвался горький вздох. Молчание прервал Димка:
– Ева, не знаю, сможешь ли ты меня простить. Я понял, что был дураком и что мне никто не нужен, кроме тебя. Пока я лежал в госпитале, пока лечил ногу, я все время думал о тебе. Но я не знал, что у тебя умер муж. Я думал – вы счастливо живете.
– Мы жили счастливо, – отозвалась Женька. – Мы были настоящими друзьями.
– Но Валентина Алексеевна...
– Она ничего не знает. И не рассказывай ей об этом. Ей очень тяжело. Дима, это было так страшно, когда мне позвонили из больницы и сказали, что Матвей в критическом состоянии. Он шел вечером домой от знакомых, и на него напали хулиганы. Понимаешь, Дим, с тех пор мне кажется – это я во всем виновата, в том, что все произошло именно так. Тем вечером я просила его никуда не ходить, остаться с нами. Но он не послушал...
Дмитрий вздрогнул, вспомнив старую цыганку.
– Ева, дорогая, ты ведь не вернешь того, что уже произошло. Ты должна думать о будущем. Я долго думал, прежде чем приехать. Думал, что я тебе скажу, как ты меня встретишь? Говорят, люди меняются. Наверное. Я полгода валялся по госпиталям, и времени задуматься о жизни у меня было предостаточно. Я вспоминал тебя каждый день.
– А как же твоя жена?
– Жена? – Дима осекся. – Знаешь, я до сих пор не могу понять, почему Ирина меня прогнала...
Дмитрий рассказал Жене о том, как он любил дочку, и о том, как бывшая жена обвиняла его в черствости и холодности. Женя внимательно слушала, думая о том, что это именно она, Евгения, во всем виновата. Если бы не ее детское нежелание брать Димкину фамилию – не было бы ни ссоры, ни расставания. И Ольга была бы Димкиной дочкой, а не Матвея.
Дима рассказывал о дочери, а потом вдруг взял Женю за руку и произнес:
– Ева, выходи за меня замуж. Главное – быть вместе, а остальные проблемы мы как-нибудь решим.
У нее на глазах выступили слезы.
– Дим, но ведь я теперь не одна. У меня есть Оленька, у меня есть Валентина Алексеевна, которую я не могу оставить. Не знаю, Дим. Если бы ты появился чуточку раньше, когда еще Матвей был жив... Мне иногда кажется, что я живу уже лет триста и все триста – мучаюсь...
– Вот что, – решил Димка. – Поехали ко мне. У меня свой дом на хуторе. Дед умер... Я тебе шашку покажу.
– Шашку? – Женька улыбнулась, вспомнив их разговор на мосту в ночь прощания со школой. – А она правда не ржавая?
– Ты что! – воскликнул Дмитрий, глаза его блеснули. – Самая настоящая, блестящая шашка. С фамильной надписью.
– Там ваша фамилия написана?
Он грустно усмехнулся:
– Ты... опять за старое?!
– Нет, Димочка. Ты меня прости, я была дурой. Живешь ведь не с фамилией, а с человеком. Жаль, что я раньше этого не понимала...
– Значит, ты согласна стать Костоглодовой?
– Да.
Через месяц они поженились.
