Корина Боманн - Жасминовые сестры
— И там тоже, — тем не менее услышала я свой голос и опустила глаза.
Я не хотела, чтобы Лорен видел, что сейчас происходит в моей душе.
— Я очень рад, — ответил он с легким поклоном, поцеловав мою руку, и снова отпустил ее. — И подумайте о моем друге. Он определенно будет счастлив познакомиться с вами!
С этими словами Лорен повернулся и побрел через двор в сторону улицы.
Когда я вернулась в дом, на душе у меня было удивительно легко.
Неужели так чувствуешь себя, когда влюблена? В любом случае я была счастлива и в это мгновение даже не вспоминала о том, что мне пришлось вытерпеть от мужчин в «Красном доме».
И все-таки я быстро вернулась в реальность. Мне надо было снять платье и лечь в постель так, чтобы Элла ничего не заметила. Я снова тихонько пробралась туда, где оставила свои вещи, и переоделась. С платьем под мышкой я проскользнула в нашу комнату.
Когда Элла повернулась в кровати, я испуганно замерла, но она лишь застонала и продолжала храпеть. Я быстро спрятала платье под кроватью, разделась и улеглась в постель.
Правда, сразу уснуть мне не удалось. Все мое тело горело. И при этом мы с Лореном даже ни разу не поцеловались! Снова и снова перед моим мысленным взором всплывала картина: мы с Лореном танцевали. Это видение стояло передо мной до тех пор, пока сон не принял меня в свои объятия и не начал исполнять со мной танец моей мечты.
14
— Ах ты, боже мой, быть этого не может!
Ханна остановилась и стала восторженно рассматривать старый дом с маленьким балконом, построенный, наверное, еще в девятнадцатом веке.
Война и время пощадили фасад, но цвет штукатурки был другим. В подвальном этаже было фотоателье, а наверху, за старыми окнами, украшенными симпатичными гардинами, находились квартиры.
— А что это за дом? — спросила Мелани, пытаясь мысленно перенестись из наших дней в дикие двадцатые прошлого века.
— Я думала, что он не пережил войну. Однако он еще стоит, — ответила Ханна, всматриваясь в окна верхних этажей. При этом ее взор прояснился.
— Там, наверху… Он жил там.
— Лорен?
Ханна кивнула:
— Да. Он снимал там комнату у своего друга. Уже тогда здесь было фотоателье.
Мелани прочла надпись на оконном стекле: «Фотостудия Геррманн, время работы с 9 до 18 часов».
— Это к нему тебя отправлял Лорен? — спросила она.
Ханна снова кивнула:
— Да. И ты, конечно, думаешь, что я приняла это предложение. Должна признать, не без внутренней борьбы, но я действительно там появилась.
Звон дверного колокольчика прервал ее слова. Навстречу им вышла молодая женщина. У нее были коротко остриженные волосы, окрашенные в ярко-рыжий цвет. Широкий свитер скрывал контуры ее тела, но джинсы плотно обтягивали худые ноги. В левом ухе болталась огромная серьга, правое было украшено серебристыми шариками. Глаза у женщины были серо-голубыми, как и небо у них над головами.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
Ее взгляд перебегал с Мелани на Ханну. Очевидно, ей бросилось в глаза, что обе женщины слишком долго стояли перед домом.
— Может быть, вы интересуетесь квартирой?
— Нет, мы просто гуляли и увидели этот дом, — ответила Мелани, а Ханна добавила:
— Я удивилась тому, что этот дом до сих пор существует. Я бывала здесь в прежние времена.
По взгляду молодой женщины было видно, что она пыталась определить, насколько далекими были «прежние времена».
— Да, с тех пор прошла целая вечность, — опередила ее Ханна. — Уже тогда здесь находился фотомагазин.
Незнакомка кивнула:
— Да, я получила его в наследство от деда. А он, наверное, от своего деда. Желание фотографировать, похоже, заложено у нас в генах.
Она засмеялась, а потом зябко сложила руки на груди. На улице дул довольно прохладный весенний ветер.
Ханна взглянула на Мелани, и та ободряюще ей кивнула.
— Скажите, а вашего прадеда, случайно, звали не Хэннингом Вильниусом? И не был ли он модным фотографом? — поинтересовалась Ханна.
Брови молодой женщины моментально устремились вверх.
— Да, это он! А откуда вы знаете, что он был модным фотографом?
— Он меня фотографировал. Еще тогда, когда я была молодой.
— Неужели?
Какое-то время женщина удивленно рассматривала Ханну, затем на ее лице появилась широкая улыбка и она протянула руку Ханне и Мелани:
— Меня зовут Николь Симон. Фамилия Вильниус была у моей матери, а затем она вышла замуж… Но это вам, конечно, не интересно.
Ханна искренне улыбнулась ей:
— Любая история заслуживает того, чтобы ее рассказали. Меня зовут Ханна де Вальер, а это моя правнучка Мелани Зоммер.
— Хотите зайти в дом и выпить со мной чашку чая? — спросила Николь. — У меня была намечена встреча, но она не состоялась, и в настоящий момент, кажется, никто не горит желанием сделать фотографию на паспорт. Кроме того, не каждый день встречаешь людей, которые знали твоего прадедушку.
— Если это не причинит вам неудобств, — ответила Ханна.
— Нет, нисколько!
Николь отступила на шаг в сторону и жестом пригласила их войти.
Ханна бросила быстрый взгляд на Мелани, а затем осторожно пошла по ступенькам наверх. Правнучка последовала за ней.
Хоть снаружи дом почти не изменился, внутри за прошедшие годы произошло много перемен. Обстановка была ультрасовременной. В стеклянной витрине были выставлены искусно украшенные рамки, и везде висели фотографии, с которых улыбались супружеские пары, женщины и дети. Это были портреты, которые люди дарили друг другу на Рождество или на день рождения.
Николь провела гостей мимо темной ниши, которая предназначалась для фотографирования, а затем по коридору, в котором на полках были выставлены различные реквизиты.
Мелани сразу же узнала белоснежный мех, на котором был сфотографирован один из младенцев.
За коридором находилась кухонька, дверь напротив с надписью «Лаборатория» была закрыта. Кухонька была узкой, между маленькой плитой и шкафчиком стоял небольшой стол и два белых стула.
Николь включила электрочайник и достала из шкафа три чашки.
— Какой чай вы любите — зеленый или фруктовый?
— Я полагаюсь на ваш выбор, — ответила Ханна.
Женщина-фотограф вытащила из упаковки три чайных пакетика и положила их в чашки.
— Мой прадед является нашей семейной легендой. Когда ему исполнилось девяносто девять лет, он тихо ушел от нас во сне. Это случилось в прошлом году. Он до последних дней время от времени сам проявлял фотографии в лаборатории.
Мелани взглянула на Ханну и заметила в ее глазах сожаление при сообщении о том, что Хэннинг умер.