Татьяна Тронина - Роза прощальных ветров
(Из фармакологического справочника.)
* * *Слегка кружилась голова, но в общем чувствовала она себя неплохо.
Сидела на траве возле забора и смотрела, как догорает дом.
Скоро пожар совсем потушили, от обугленных стен поднимался лишь голубоватый дымок.
Один из пожарных уже попытался заглянуть внутрь, но старуха Вершинина заголосила, коршуном встала между ним и закопченным дверным проемом:
– Не пущу! Там золото... Разворуют все! Золото там...
С трудом от нее добились – золото у Анны Леонардовны, оказывается, было зашито в занавески. Кое-как успокоили ее, потом пожарный сходил в дом, принес и положил перед ней мокрые, рваные, почерневшие шторы – вернее, то, что осталось от них.
Анна Леонардовна ощупала то место, где когда-то был низ ее занавесок, ахнула счастливо:
– Есть... вот оно!
Ветхая ткань развалилась в руках – и остались лежать у нее на ладонях несколько спекшихся, слипшихся от жара золотых маленьких слитков – то, что было когда-то колечками, сережками, цепочками...
– Хоть что-то осталось, – удовлетворенно пробубнила Вершинина, ссыпала свое богатство в карман халата, ревниво огляделась. Потом словно опомнилась: – Киса! Киса, ты где?!
Киса раздраженно тявкнула из-под забора.
Юру Аникеева врачи увезли, обещая, что с ним будет все в порядке.
К Розе снова подошла Варвара в песцовой шубе до пят, села рядом.
– Надо было с Юркой ехать... – подавленно произнесла она. – Но как же я Анжелку одну оставлю? И добра вон сколько нашего повсюду валяется... Охранять надо.
– Юрка – герой.
– Да ну прям... – с тоской произнесла Варвара и вдруг заплакала.
– Варь, не надо. Все живы... – устало сказала Роза, откинувшись назад и закрыв глаза. Утреннее солнце, уже по-летнему жаркое, светило ей в лицо.
Прибыл чиновник из местной администрации, предложил погорельцам временно разместиться в здании местной гостиницы, обещал, что в ближайшее время будет решаться вопрос о новом жилье.
– Буквально через две, три, максимум – четыре недели, граждане, вы сможете въехать в новые квартиры...
– Смотри, сейчас ведь не старые времена, сейчас мы все умные – по судам вас затаскаем, если обманете! – грозно закричала Анна Леонардовна, прижимая к груди Кису.
– Роза, ты какая-то странная, – вдруг сказала Варвара. – Дом же сгорел! Нашдом! Как дальше-то жить?
– Ты же сама сто раз говорила о том, что этот дом давно пора снести, – ответила Роза. – Помнишь?
– Ну да... А все равно жалко. Посмотри – твой идет! – оглянувшись, произнесла Варвара.
Сердце у Розы дрогнуло. Твой... Своим она считала только Костю Неволина. Она обернулась и увидела его, выходящего из машины. Взгляд у него был изумленным, испуганным. Широко открытыми глазами Неволин смотрел на дымящиеся развалины...
– Костя! – Роза бросилась ему навстречу, обняла.
– Роза, что тут случилось? – ошеломленно спросил он.
– Пожар был.
– А ты как? – Он взял ее лицо в ладони, тревожно заглянул в глаза. – Чумазая какая... Роза, ни на минуту тебя нельзя оставить!
– Костя, а Николай сказал...
– Да выпустили меня! – с веселой досадой воскликнул он. – Представляешь, появляется под утро мужик – этот, помощник твоего мужа, и делает заявление: дескать, господин Тарасов оговорил господина Неволина, меня то есть, а на самом деле все было не так и главную опасность представляет совершенно взбесившийся господин Тарасов, который едва не убил его самого, и прочая, и прочая...
– И тебя выпустили?
– Попробовали бы меня не выпустить! – засмеялся он. – Слушай, а отчего пожар-то случился? Из-за старой проводки?
– Нет, – подошла к ним хмурая Варвара. – Говорят, поджог был... – Она кивнула в сторону ползающих по руинам пожарных. – С той стороны, где овраг. И канистру там нашли из-под бензина...
Роза переглянулась с Неволиным.
– Поехали ко мне, – сказал он ей. – Чего тут-то сидеть...
* * *«На глобусе линию Розы называли также меридианом, или долготой, – то была воображаемая линия, проведенная от Северного полюса к Южному. И этих линий Розы было бесчисленное множество, поскольку от любой точки на глобусе можно было провести линию долготы, связывающую Северный и Южный полюса. Древние навигаторы спорили лишь об одном: какую из этих линий можно называть линией Розы, иначе говоря, нулевой долготой, с тем чтобы затем отсчитывать от нее другие долготы.
Теперь нулевой меридиан находится в Лондоне, в Гринвиче.
Но он был там не всегда.
Задолго до принятия нулевого меридиана в Гринвиче нулевая долгота проходила через Париж, точно через помещение церкви Сен-Сюльпис. И медная полоска, вмонтированная в пол, служила тому свидетельством, напоминала о том, что именно здесь пролегал некогда главный земной меридиан. И хотя в 1888 году Гринвич отобрал у Парижа эту честь, изначальная, самая первая линия Розы сохранилась по сей день».
(Дэн Браун. «Код да Винчи».)
* * *– Ты женишься? Поздравляю! – озабоченно воскликнула Кира. – И ребенок еще будет? Ох, Костя, а мне что делать...
– Что? – непонимающе сказал Неволин.
– Я с Ваней едва справляюсь! – с досадой произнесла бывшая жена. – Ты не представляешь – я как белка в колесе с утра до вечера...
– Кира, но я никогда не отказывался помогать вам! – воскликнул Неволин.
– Ты не понимаешь... С ним совершенно невозможно стало общаться! Дерзит, ссорится со всеми... Ужасный характер! Я устала. Думала – пусть Ваня хоть какое-то время поживет с отцом – с тобой то есть. А ты... – Кира безнадежно махнула рукой.
– Я поговорю с ним, – сурово произнес Неволин.
– Бесполезно. Он... Я даже не знаю, почему он такой злой! – Кира сняла с носа неземной красоты очки и принялась протирать их краем рубашки.
– Я не могу взять Ваньку к себе, – сказал Неволин. – По крайней мере, сейчас. Ты не представляешь, как в последнее время Розе было тяжело...
Кира устало вздохнула:
– Неволин, ты никогда не понимал моих проблем.
– А ты, Кира, кроме своих проблем ничего и знать не хочешь!..
Эпилог...Июньское яркое солнце светило в окна, мешало.
Иван с досадой вздохнул, отбросил учебник и, щурясь, задернул штору – звонко щелкнули деревянные кольца, на которых она была подвешена.
Это было роковой ошибкой. В соседней комнате раздался какой-то звук. «Ну вот... – обмер Иван. – Может, послышалось?»
Но ему не послышалось – звук повторился снова. Нечто среднее между зевком и началом протяжной песни.
Ничего не оставалось, как идти смотреть, что там.
...Она не спала и глядела спокойными веселыми глазами, подложив под щеку сложенные ладошки. О, этот обманчиво-примерный вид!