Джулия Лонг - Греховная невинность
– Что ж, это прекрасно! Нам сейчас подадут ранний обед. Не хотите ли присоединиться к нам, преподобный Силвейн? – довольно промурлыкал лорд Лайл.
Ева не осмелилась взглянуть на Фредерика. Она боялась убить его взглядом. Не зря лондонский свет наградил ее прозвищем Черная вдова: будь у нее жало, она вонзила бы его в сердце лорду Лайлу.
Приподняв брови, Адам смерил Фредди насмешливым взглядом. На его лице читалось веселое любопытство, словно, гуляя по лесу, он вдруг наткнулся на необычный гриб. Ева уже не в первый раз невольно пришло в голову, что Адам без предупреждения наносит сокрушительный удар в челюсть.
И вдруг пастор улыбнулся медленной, ленивой улыбкой, не предвещавшей ничего доброго.
– Благодарю вас за приглашение, лорд Лайл. Пожалуй, я соглашусь.
Надо бы улучить момент и попросить служанку не подавать к столу ножи, подумала Ева.
Глава 23
Значит, явился лорд Фредерик Лайл, мужчина, который упустил шанс жениться на Еве, проиграв в карты графу Уэррену. Она не упоминала о том, что ждет гостя.
Впрочем, минувшей ночью они почти не разговаривали.
Молчаливая служанка поставила перед хозяйкой и ее гостями блюда с горячими кушаньями. Хрустальная люстра над их головами сверкала подвесками, острыми, как звериные клыки. Этот блеск отражался в столовом серебре и сияющих канделябрах.
– Как вы познакомились с моим дорогим другом, графиней Уэррен, преподобный Силвейн?
«Дорогим другом? В самом деле?»
– Она уснула на одной из моих проповедей. Это было незабываемо. – Адам вежливо улыбнулся.
Бледное лицо Евы цветом напоминало ее белое платье. Она рассеянно смотрела на баранью отбивную у себя на тарелке, будто не знала, как к ней подступиться. За все время обеда Ева так и не притронулась к приборам.
– Крайне невежливо с моей стороны, – с деланой живостью проговорила она.
– После той жизни, которую графиня вела в Лондоне, ей необходимо отдыхать как можно больше, – рассмеялся лорд Лайл.
– О да, – после небольшой паузы отозвался Адам. – Я много слышал о жизни леди Уэррен в Лондоне. Здесь, в Суссексе, она тоже весьма деятельна и неутомима.
Забавно. Он вдруг открыл для себя прелесть намеков.
Оказалось, что намеками можно ранить. И находить в них мстительное удовольствие, когда сердце терзает боль.
– Неутомима? Неужели? А Ева недавно жаловалась мне, как мало развлечений здесь в Суссексе, если не считать… здоровых упражнений. Может быть, вы составите нам партию в карты, преподобный? Или вам запрещено играть?
– Фредерик, – резко осадила его Ева. В ее голосе ясно слышалось предостережение.
Она безошибочно угадала его намерения.
– Не вижу смысла в игре, лорд Лайл. Я просто получаю желаемое. Мне не приходится даже просить, – непринужденно, едва ли не весело бросил Адам и, подцепив вилкой горошек, отправил его в рот.
Ева медленно повернулась к нему. Ее глаза сверкали опасным холодным блеском, как хрустальные подвески люстры у нее над головой. Она отлично поняла, что хотел сказать Адам. Подумать только! О, священник быстро овладел искусством говорить намеками. С каждой минутой он все больше ненавидел и презирал себя, но это уже не имело значения. В него словно вселился демон.
– Как-то раз Еве попала в глаз ресница, что привело к дуэли. Вы слышали эту историю, преподобный Силвейн? Двое мужчин, охваченных ревностью, схлестнулись не на шутку. Каждый решил, будто она подмигнула именно ему. Редкая женщина способна разжечь в мужчине подобное безумие, чтобы два здравомыслящих джентльмена потеряли рассудок, вступив в жестокую, грубую схватку.
– На шпагах или на пистолетах? – спросил Адам, словно пытался угадать, каким оружием владеет Лайл.
Казалось, он готов бросить виконту вызов. В воздухе запахло угрозой. Лайл невольно замер. Глаза Евы недоверчиво расширились. Прошлой ночью эти глаза, полные нежности и беззащитности, смотрели на Адама с мольбой. Темные от желания, они горели страстью и щурились, закрывались, затуманенные наслаждением.
– На шпагах, – произнес наконец Лайл. – Тот несчастный едва не истек кровью. – Судя по тону виконта, он мог бы порассказать еще немало подобных историй: незадачливый дуэлянт был далеко не единственной жертвой губительных чар Евы. – Вас в Оксфорде учили фехтовать, преподобный Силвейн? Я там освоил эту науку.
– О, фехтовать я научился у своих братьев. И у кузенов Эверси. Мы и теперь постоянно упражняемся. Я учился не только владеть шпагой, но также понимать, во имя чего и из-за кого стоит сражаться. На самом деле достойных поводов не так уж много.
Ева не отрываясь смотрела на Адама. Каждое его слово казалось точно рассчитанным ударом. Он видел, как бледнеет ее лицо, но, похоже, уже не мог остановиться.
– Безусловно. Наверное, вы никогда не участвовали в поединке. Впрочем, дуэли – занятие для джентльменов, – небрежно бросил Фредерик и широко улыбнулся.
– Разумеется, – весело согласился Адам, отрезая кусочек баранины. – Значит, для вас это тоже неизведанная область.
Он произнес это с легкой улыбкой, непринужденно, будто мимоходом, так что Фредди не сразу уловил оскорбительный смысл его слов.
Мгновение спустя виконт оцепенел, будто под ребра ему всадили стилет. Улыбка застыла на его губах, а затем и вовсе сбежала с лица. Испарилась, как вода в луже под жаркими лучами солнца.
Он ошеломленно посмотрел на Адама, словно впервые увидел его.
– Мы можем поговорим о чем-нибудь, кроме оружия? – поспешно предложила Ева. Ее пальцы так яростно комкали салфетку, словно она сжимала рукой чье-то горло.
– Но в деревне стрельба – едва ли не единственное развлечение, – объяснил Адам Фредерику. По его губам скользнула легкая, почти рассеянная усмешка.
Фредди задумчиво разглядывал пастора, откинувшись на спинку стула и положив локоть на стол с видом хозяина поместья.
Он долго сидел в этой важной позе, потом наклонился к Еве и фамильярным жестом взялся за крестик, висевший у нее на груди. Как бы невзначай его рука коснулась ее нежной кожи.
Адам так крепко стиснул нож, что побелели костяшки пальцев.
Заметив это, Фредерик довольно улыбнулся.
– Признаюсь, я не видел Еву целую вечность. Она выглядит прелестно как никогда. Такая свежая… обманчиво невинная. И должен выразить вам свое восхищение, Ева: этот крест прекрасно дополняет образ невинности. Но наша Ева мастерски владеет искусством перевоплощения. Она может предстать в любом обличье, в каком ей вздумается. Все актрисы обладают этим даром.
Адам нарочито медленно положил нож рядом с тарелкой. Затем резко встал из-за стола, отодвинув стул.
– Вы уже покидаете нас, преподобный? – самым невинным тоном осведомился Лайл.
