Громкий шепот - Милас Мари

Мы повинуемся и поднимаемся наверх.

– Я хочу, чтобы Нейт как можно дольше жил с нами. Мне так будет спокойнее, – шепчу я.

– Мне тоже.

Я захожу в свою комнату, достаю из гардеробной картину, разворачиваю ее задом наперед и прячу за собой.

Макс появляется на пороге и загадочно смотрит на меня.

– Что там?

– Угадай.

– Я знаю, что это картина.

Ну да, об этом несложно догадаться.

– Как ты думаешь, что на ней изображено?

– У меня в голове крутятся только непристойные картинки. – Макс опирается на дверной косяк, складывая руки на груди.

– Господи, у тебя сегодня какое-то слишком возбужденное настроение.

– Какая жена, такое и настроение, – подмигивает он.

Я вздыхаю с широкой улыбкой и показываю ему картину. Он смотрит на нее пару минут, пробегая глазами по каждой детали.

– Это я, – подает голос Макс.

– Это ты.

– И Брауни, – продолжает он.

– Верно.

Он встречается со мной взглядом и сокращает расстояние между нами.

– Расскажи о ней.

Я отставляю картину и обвиваю руками его шею, устанавливая зрительный контакт.

– В один из первых дней в этом доме я подглядывала за тем, как вы с Брауни играли во дворе. Мне не хотелось смотреть, но я все равно смотрела, подмечала каждую деталь и даже пыталась сосчитать кубики на твоем прессе… – Я улыбаюсь этим воспоминаниям. – Тогда я не думала, а может, отказывалась принимать тот факт, что так выглядит любовь. Вы бесились, дрались, но затем обнимались и смеялись. В тот момент я не могла и подумать, что не смогу прожить и дня без вас, но сейчас, стоя перед тобой, точно знаю, что не хочу просыпаться и не чувствовать мокрый нос Брауни, уткнувшийся мне в пятки. Открывать глаза и не видеть, как ты чешешься во сне от шерсти нашей собаки, поглотившей этот дом целиком. Встречать день и не знать, что я зайду на кухню и застану тебя за ворчанием на кофемашину. Я нарисовала вас в белых ромашках, потому что люблю не только тебя, но и все, что ты принес в мою жизнь вместе с собой.

Макс целует меня нежно, неторопливо, вбирая своими губами каждое сказанное мной слово. Кто-то посчитает нас дураками, смешными и глупыми, но это просто мы, такие, какие есть, без прикрас и вечно розовых облаков. Мы ссоримся, тут же миримся, и иногда считаем, что каждый из нас несет полнейшую чушь, но все равно продолжаем слушать и главное – слышать. Слышать не только то, что мы кричим во всеуслышание, но и то, что произносим громким шепотом только для нас двоих.

Если бы меня спросили, в какой момент в моей жизни появилась истинная любовь, я бы ответила: в семь лет, когда я решила стать громкой.

Эпилог

Макс

Год спустя

– Валери, почему вся машина в долбаных фантиках?

– Они не долбаные, а конфетные. – Валери пожимает плечами, демонстративно засовывая в рот конфету и пряча фантик в кармане пассажирской двери. – Я вчера простояла в пробке сто лет и чуть не постарела, когда возвращала Хоуп Нейту. Ты проводил почти два часа в машине с годовалым ребенком, который орет до того момента, пока не охрипнет? Нет. Так что мне нужно было как-то успокаивать нервы.

Резонно.

Хоуп частенько играет на нервах, как на своем игрушечном ксилофоне. Она очень хорошо ладит с Валери, поэтому Нейт привозит ее к нам, когда ему нужно отъехать по делам. Он прекрасный отец, но ему тяжело справляться со всем, что происходит в его жизни.

Мы подъезжаем к зданию, в которое заходим каждые выходные целый год.

Я смотрю на Валери и сжимаю ее бедро.

– Ты готова?

Она уверенно кивает.

– Да.

Эти люди и обстановка стали родными, поэтому, заходя внутрь, мы с улыбками и подшучиванием встречаем всех женщин, мужчин и старшую группу детей. Они, конечно, уже почти совершеннолетние, но мы все равно называем их «дети».

– Макс, ты, как всегда, шикарен, – говорит миссис Гудман – старушка, ставшая моей лучшей подругой в этом месте.

– Я же говорила, что она неровно к тебе дышит, – шепчет Валери, плюхаясь на стул по правую руку от меня.

– Ревнуешь к старушке, доживающей свой век?

– Не надейся, Гилберт, – фыркает она.

К нам подходит Мейсон и занимает место около Валери. Он, как всегда, широко улыбается и одной рукой пытается расстегнуть пуговицы пиджака.

– Я тебе помогу, – отзывается Валери, быстро расправляясь с поставленной задачей.

Это то, что мы делаем здесь: помогаем друг другу.

– Спасибо! – добродушно отвечает парень. – Ты всегда упрощаешь мне жизнь.

Валери лишь пожимает плечами, потому что это действительно мелочь, которая может облегчить жизнь таким людям, как он. Простой, но такой важный знак внимания, дающий понять, что ты не один.

Места начинают заполнять незнакомые люди из новой группы, с опаской и смятением поглядывая на все вокруг. Мы тоже когда-то смотрели на все с недоверием, но потом миссис Гудман начала подкармливать меня пирожками, и все вроде как обрело смысл.

Шум и болтовня в зале стихают, когда на сцену выходит Агата – наш бывший куратор.

– Всем добрый вечер! Сегодня особенный день, ведь мы принимаем в наш дом новых жителей. Не имеет значения, какого вы пола и возраста, ведь насилие может прийти в жизнь как женщины, так и мужчины, как в юности, так и в зрелости.

Агата права, тут собралось много людей совершенно разного возраста, но с одинаковой проблемой.

Мейсон – молодой парень, ему всего девятнадцать лет, но его мать не интересовал его возраст, когда она решила, что в пятнадцать лет ребенок должен достать ей наркоту. Парень не сделал этого, за что поплатился своей рукой. Психопатка просто обрубила ее топором.

Миссис Гудман – женщина, возраст которой я даже боюсь узнавать, потому что, возможно, она родилась еще до нашей эры. Ее морщинистое лицо покрыто ожогами от химикатов, потому что любимый муж после сорока лет «счастливого» насильственного брака, в котором родилось двое детей, плеснул в нее концентрированную серную кислоту.

Это лишь несколько примеров из кучи историй, вызывающих онемение языка и всего тела. Люди теряют детей, братьев и сестер, становятся инвалидами и психически нестабильными, до последнего веря в когда-то любимых людей, ставших для них палачами.

– Я очень рада, что направляла многих из вас, помогала вам встать и посмотреть на себя с другой стороны, – продолжает Агата. – Вы знаете, что с новичками приходит и новый куратор, поэтому прошу вас встретить аплодисментами девушку, которая влюбила в себя каждого человека нашего дома. Я передаю слово Валери Гилберт.

Мурашки пробегают по телу от волнения, хотя мне не нужно подниматься на сцену и убеждать запуганных людей открыться. Этот трепет и ком в горле больше связаны с невероятной гордостью за женщину, которая уверенно шагает к микрофону на высоких каблуках. Ее яркие волосы буквально освещают помещение, а улыбка растягивает красные губы. Валери берет микрофон и обращает взгляд в зал. Глаза сразу находят меня, и она выдыхает.

Я киваю, после чего ее мелодичный голос заполняет пространство.

– Всем привет! Меня зовут Валери, и я жертва домашнего насилия. Вы можете задаться вопросом: почему она говорит в настоящем времени? Но я лишь скажу: всем известно, что не бывает бывших наркоманов и алкоголиков. Так вот, бывших жертв домашнего насилия тоже не бывает. Мы просто принимаем это и учимся жить дальше. По-новому, по-другому. – Валери выдерживает паузу, продолжая смотреть на меня. – Я не буду говорить воодушевляющие слова о том, что исцеление легко окажется в ваших руках. Нет, приходя сюда, вы должны понимать: падения неизбежны, вы будете делать десять шагов вперед, а затем двадцать назад, и это нормально. Нормально рассыпаться на части и быть слабым. Для этого мы здесь и собрались, чтобы помочь друг другу поставить каждую потерявшуюся деталь на место. Чтобы стоять сейчас на этой сцене, я падала и поднималась множество раз. Когда мы впервые пришли сюда с моим ф… мужем…