Громкий шепот - Милас Мари

Мы рассаживаемся за столом, но прежде, чем сесть, Нейт откашливается и, крепче прижимая ребенка к груди, начинает говорить:

– Ее осмотрели и сказали, что она родилась примерно неделю назад. В связи с тем, что я не хочу выбирать наобум дату ее рождения… а то вдруг это окажется день бомжа или просроченного молока, или другой какой-нибудь хрени, которую постоянно выдумывают британские ученые…

Мы смеемся, пока Нейт наклоняется к малышке и шепчет ей на ухо извинения за слово «хрень».

– Короче, если вы не против, – он смотрит на меня и Макса, – то ее день рождения тоже будет сегодня.

Не знаю, в какой момент жизни я стала такой сентиментальной, но слеза так и норовит скатиться по моей щеке.

– Конечно, мы не против. – Я встаю, чтобы обнять этих двоих.

– И еще кое-что. – Нейт смотрит на ребенка влюбленным взглядом. – Я дал ей имя. Ее зовут Хоуп [13].

У меня перехватывает дыхание, потому что, видимо, я оказалась права в том, что она – его надежда.

– Тогда с днем рождения Хоуп Фриман, – поднимает бокал Макс. – За крошечную девочку, заставившую нас всех поседеть от страха!

Мы смеемся. Я наконец-то обнимаю Нейта и целую Хоуп в пухлую щечку. Лиам подходит к нам, обнимает меня за талию и с интересом разглядывает ребенка.

– Это нормально, что она так серьезно на меня смотрит?

– Возможно, ты ей тоже не нравишься. Будь добр, убери свои руки с талии моей жены, можешь потрогать ее плечи, – подает голос Макс.

По его тону ясно, что он всего лишь шутит, но Лиам все же кладет ладони мне на плечи.

– Так, давайте садиться. Сейчас все остынет! – ворчит Грейс.

– А мы можем поиграть с ней? – Оливия указывает на Хоуп.

– Детка, боюсь, единственное, во что ты пока что можешь с ней играть, – это в гляделки и молчанку. – Леви взъерошивает волосы дочери.

Звон столовых приборов и смеха не прекращается на протяжении всего вечера. Уверена, у всех уже болят щеки, но мы все равно продолжаем улыбаться. С каждым глотком шампанского тело сильнее расслабляется, а рука Макса крепче обвивает мою талию. Его телефон не перестает звонить, но он, стиснув челюсти, раз за разом отклоняет звонки.

Я знаю, что для него это сложно, ведь он человек, который обычно берет трубку после первого гудка. Моя рука ободряюще сжимает бедро Макса, посылая невербальный сигнал: «Все в порядке, я рядом».

– Казалось бы, не так давно этот стол пустовал, а сейчас он полон не только вас всех, но и детей, – рассуждает Грейс и делает акцент на слове «детей», с намеком смотря на меня.

Макс качает головой.

– Остановись, Грейс.

– Все верно, Грейс, мне же нужно с кем-то гулять с коляской, – подмигивает Нейт.

– Мы с Брауни составим тебе компанию, – пожимает плечами Макс.

– Он – собака.

– В Колумбии суд постановил, что собака по закону считается членом семьи, если с ней общаются как с ребенком.

– Насколько я знаю, мы не в Колумбии, – замечает Аннабель.

Леви подпирает рукой щеку и хлопает ресницами.

– Макс просто делится адвокатскими сплетнями. Давайте послушаем.

Телефон Макса снова вибрирует, на экране отображается номер охраны. Извиняясь, он встает из-за стола и идет к входной двери. У меня слишком плохое предчувствие, поэтому я следую за ним. Зажав телефон между ухом и плечом, Макс надевает пальто.

– Что случилось?

– Незваные гости, – отвечает он, выходя за дверь.

Мать выскакивает из автомобиля, будто за ней гонится сам дьявол. Отец более размерен в своих движениях, но явно вкладывает определенную долю агрессии в хлопок водительской двери.

– Эм, ты сошел с ума? – верещит мама на весь квартал. Охрана бросает на меня взгляд, но взмахом руки я даю понять, что все в порядке. – Как ты посмел опозорить нашу семью?

– Спасибо за поздравления, мама, – саркастично отбиваю ее истерию.

– Эм, ты очень нас разочаровал. Я говорил, что сегодня очень важный день для нашей семьи, – ровным, но строгим тоном вступает папа.

Я нервно усмехаюсь и потираю подбородок. Не скажу, что их приезд оказался для меня сюрпризом. Это было достаточно ожидаемо, просто я не думал, что они рванут сюда сразу после приема.

– Какое отношение мой день рождения имеет к вам?

В целом понятно – какое. Они меня сотворили и все такое. Но вопрос в другом.

Глаза родителей округляются, словно до них только что дошло, что это и мой праздник тоже.

– Мы – одна семья. – Отец стискивает челюсти. – Я и Саймон весь вечер оправдывались и придумывали небылицы для гостей, объясняя твое отсутствие.

– Думаю, Саймон не перетрудился, он выиграл чемпионат мира по вранью.

– Эм! – Мама прикладывает руку к сердцу, давая понять, что я раню ее душу. – Не наговаривай на брата.

Моего плеча касается маленькая ладонь, а сладкий аромат окутывает, наверное, всех присутствующих. Глаза родителей концентрируются на человеке за моей спиной.

– Не знаю, к кому вы обращаетесь, но никакой Эм здесь не живет. Только Макс. Насколько я знаю, именно так зовут вашего сына.

Лицо отца становится пунцовым, а мама вот-вот потеряет сознание от чистой правды, брошенной ей в лицо.

– Что… что за хамство? – задыхается мама.

– Если учесть, что вы находитесь на моей территории и в наш день рождения устраиваете сцену, достойную мыльной оперы, то термин «хамство» стоит применить к вам. – Я указываю на родителей.

– Наш? – хмурится отец.

– У моей жены сегодня тоже день рождения, и я провожу день со своей настоящей семьей. Так что прошу, давайте не будем тратить время друг друга.

Отец запрокидывает голову и начинает смеяться.

– Ты долго будешь играть этот спектакль? Нам известно, что брак с этой дешевкой – просто фальшивка. Очередной раз решил утереть брату нос? Браво. Только вот его будущая жена не хамит направо и налево и не выглядит так, словно ей место в борделе. – Он обводит скользким и неприятным взглядом короткое блестящее платье Валери, а затем останавливается на ее красных губах.

Я не успеваю взять под контроль свой кулак, который влетает в лицо отца. Черт. Это действительно нехорошо, но он не имеет права так говорить о Валери. Мама издает звук, напоминающий визг шин автомобиля, бросаясь спасать отца от злого аморального сына.

– Боже, как у нас мог родиться такой ребенок? Мы воспитывали вас одинаково. Почему один мальчик получился идеальным, а второй… – Она качает головой.

– Что второй? – подначиваю я. – Второй оказался никому не нужен. Для вас я всегда был запасным. За решением проблем к Максу, а лавры – Саймону. Но мне плевать, правда плевать. Просто не приходите сюда и не говорите о том, что мы одна семья, раз уж я никогда не был ее членом.

Моя грудь вздымается, а воздухе то и дело образуются огромные облака пара от моего разгоряченного, как у разъяренного быка, дыхания.

Я смотрю на отца, вытирающего кровь с губы.

– А ты никогда – никогда, черт возьми! – не смей говорить так про мою жену! Лучше присмотрись к Саманте, которая побывала в койке у каждого мужчины с фамилией Гилберт, кроме тебя. Хотя я свечку не держал, кто знает.

– Макс, – шепчет Валери, обвивая меня руками за талию со спины. – Перебор. Успокойся, они не стоят ни одного твоего слова. Пойдем домой.

Злость так сильно сдавливает мою грудь, что дыхание сопровождается хрипами.

– Извинись… Макс. – Мама с трудом выговаривает мое настоящее имя. – Ты же на самом деле не это имел в виду. Попроси прощения.

Я закрываю глаза, сжимая зубы до скрежета.

– Нет. – Встречаюсь с ними взглядом. – Я говорю вам: нет! – Не знаю, для кого это произношу: для себя или для них. – Не звоните мне с просьбами, не требуйте помощи, потому что мой ответ всегда будет «нет».

Родители смотрят на меня с отвращением. Сейчас они даже не стараются его скрыть.

Еще одна машина останавливается за воротами, и Саймон бросается ко входу. Охрана преграждает ему путь, поэтому он выкрикивает: