Ивана Трамп - Только про любовь
Его руки гладили ее обнаженную спину, а губы, опускаясь все ниже, нашли через распахнутое манто ее грудь. Он начал целовать ее соски, щекоча их языком, и почувствовал, как руки Катринки сомкнулись на его шее, а тело выгнулось от наслаждения навстречу ему. В следующее мгновение они оказались на полу, прямо на норковом манто, и Катринка плотно обхватила его ногами, пока он все глубже и глубже погружался в нее. Их наслаждение было долгим, и, наконец, кончив, они лежали молча. Оба были охвачены тем глубоким чувством, которое вызывали друг у друга, таким сильным и неодолимым, какого никогда еще не испытывали с другими, временами оно даже было просто ошеломляющим и вызывало одновременно радость и страх.
Когда Адам выходил из нее, его петушок на мгновение коснулся подкладки манто между ее раздвинутыми ногами, оставив на темном шелке пятно. Он удовлетворенно улыбнулся.
– Уж теперь-то тебе придется оставить это манто, – сказал он.
Бывая в Мюнхене, Адам всегда снимал номер в отеле «Фор Сизенз», и они с Катринкой иногда оставались здесь, а иногда в ее квартире на Франц-Иосифштрассе, в зависимости от того, где проводили вечер и какие планы были у них на следующий день. На этот раз Катринка должна была на следующее утро демонстрировать модели. Поэтому после «Аиды» – то, что Адам пошел на такую жертву и высидел до конца оперы, свидетельствовало о глубине его чувств – и обеда в «Обержин» они отправились к ней и, прежде чем лечь спать, занимались любовью. То же повторилось утром, как только они проснулись. Когда Катринка попыталась высвободиться из его объятий, Адам не отпускал ее.
– Не уходи, – попросил он. – Давай слетаем в Нью-Йорк вместе.
– Мне надо зарабатывать на жизнь.
– Совсем не надо. Моих денег хватит на двоих.
Улыбнувшись, она продолжала свои попытки освободиться:
– Адам, отпусти меня, пожалуйста. Я терпеть не могу опаздывать.
– Выходи за меня замуж, – сказал он. Катринка, молча положив голову ему на грудь, услышала, как бьется его сердце.
– Я люблю тебя, – произнесла она. Впервые она сказала ему это месяц назад в Кап-Ферра. Они взяли напрокат парусник и отправились на прогулку. Пока судно качалось в сине-фиолетовых с белыми гребешками пены волнах, она лежала и мечтательно созерцала нежно-голубое, как яичко малиновки, небо, которое казалось совсем выцветшим у горизонта, и ни о чем определенном не думала, ощущая умиротворение и покой. Потом она опустила глаза, бросив взгляд на Адама, который стоял у румпеля. Его густые каштановые волосы курчавились от брызг морской воды и выгорели на солнце: он запрокинул вверх свое неправильное, но вместе с тем красивое лицо, глядя, как ветер наполняет паруса. Его мускулистое тело было напряжено и готово в любую минуту начать действовать. Когда Адам взглянул на нее, она неожиданно для самой себя сказала: «Я люблю тебя», – и произнеся эти слова, она поняла, что это было правдой.
– Это означает «да»? – спросил он ее теперь.
– Да, – ответила она.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Да.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Господи, как я люблю тебя.
Когда бы Катринка ни начинала размышлять о своем будущем с Адамом, она так и не могла ясно его представить. Они – выходцы из разных стран, скорее, из разных миров, и ей никак не удавалось их соединить. Возможно, именно из-за этих различий, а возможно, и потому, что их отношения все еще воспринимались ею как нечто новое и неожиданное, она до сих пор всерьез не думала о браке. Когда ей в голову приходила такая мысль, возникало сразу столько проблем, что она поспешно отгоняла ее. Она предпочитала туманные предположения о том, что их связь с Адамом будет продолжаться долго, пока… Пока что? И ей никогда не удавалось найти на этот вопрос какой-нибудь определенный ответ.
Поэтому предложение Адама удивило Катринку, и она сразу же ответила «да», так как ее любовь к нему не предполагала другого ответа. Но теперь, когда она размышляла о последствиях этого «да», ее охватило беспокойство.
Катринка отказалась отправиться с ним в Нью-Йорк, но Адам не понял причину ее отказа и был раздосадован ее решением. Холодно поцеловав ее на прощание, Адам пообещал вернуться до конца месяца и заявил, что в следующий раз он уедет из Мюнхена только с ней.
Но как она может уехать из Мюнхена? Она постоянно задавала себе вопрос, даже во время работы, когда была погружена в утомительную рутину переодеваний: для каждого костюма, платья, вечернего туалета нужно было менять белье, чулки, туфли, серьги, шляпу, – и теперь она порой забывала проверять помощницу, которая, несмотря на то что каждый ансамбль был тщательно подготовлен и пронумерован, часто допускала ошибки. Обычно Катринка тщательно следила за каждой деталью, понимая, что какая-нибудь на первый взгляд совсем незначительная мелочь, такая, например, как не того цвета чулки, может помешать продаже вещи. Но теперь она была слишком поглощена своим собственным будущим, чтобы заботиться еще и о будущем молодого модельера, чьи работы демонстрировала.
Как она может уехать из Мюнхена, размышляла она не в силах уснуть и в ту же ночь, когда состоялся их часовой разговор с Адамом. Он позвонил из Нью-Йорка, из той самой квартиры, которую Катринке предстояло вскоре увидеть. Адам, как всегда, жаждал получить желаемое, он не видел никаких серьезных препятствий и строил планы на будущее: они, конечно, будут жить в Нью-Йорке, но часто путешествовать в Европу или еще куда-нибудь, когда только им захочется; они создадут финансовую империю, не имеющую равных в мире; Катринка познакомится с его семьей, которая ее полюбит; он купит ей дом и построит для нее яхту. Впервые в жизни он был по-настоящему влюблен и хотел дать все предмету своей любви. «Мы будем счастливы», – обещал он.
Но она понимала, что жизнь далеко не так проста и не так легко подчиняется человеческим желаниям, как считал Адам.
В этот уик-энд Катринка, как всегда, отправилась в Кицбюэль, в «Золотой рог», чтобы помочь на кухне и в столовой, привести в порядок счета и обдумать предстоящий ремонт, а также подобрать горничную взамен той, которая собралась уходить. И все это время она постоянно переходила от восторга к отчаянию, возвращаясь всегда к одному и тому же вопросу: как она может уехать из Мюнхена? Иногда она замечала, как Хильда с удивлением и беспокойством наблюдает за ней.
– У вас все в порядке? – наконец, спросила она. Катринка уверила ее, что все обстоит хорошо.
Хотя Хильда ей нравилась, но доверять ей Катринка не могла. Она уже убедилась, что доверять нельзя никому, ни лучшим подругам, ни знакомым мужчинам. Единственно, кому она действительно доверяла, так это своим родителям, которым можно было, не опасаясь, исповедаться во всем. И теперь, когда она шла в нежных предвечерних лучах солнца зеленой долиной, через поля, покрытые маргаритками и колокольчиками, собирая по пути букет, она не замечала потрясающей красоты здешнего пейзажа, коров, пасущихся на холмах, которые отлого поднимались к вершине Рога Кицбюэля, даже летом покрытой сверкающим снегом; Катринка с грустью вспоминала отца и мать, и, как всегда, это чувство надолго охватило ее.
