Наталия Миронина - Невеста Всадника без головы
Или:
– Стул хороший. Вот что значит антибиотики и хороший корм!
– Ну, слава богу!
– Да, но до кризиса еще далеко.
Аня, привыкшая за время своей работы в ветлечебнице к тяжелым случаям, удивлялась эмоциональности Олега Петровича. «Как будто его родной ребенок болеет!» – подумала она однажды. Впрочем и ее переживания из-за болезни Абажура были похожи на переживания матери. Желание укрыть теплее, напоить-накормить, просидеть всю ночь, не смыкая глаз, – все, что могло принести малышу облегчение, она готова была делать.
Ослабевший маленький жеребенок и хотел бы их порадовать, но не мог. Перенесший сильнейшее отравление, от которого предыдущий владелец даже и не думал его лечить, он лежал в углу своего денника, а если и вставал, то у Ани и Олега сжималось сердце. Жеребенка пошатывало, голова его клонилась, глаза были полузакрыты.
– Я позвоню своему знакомому, пусть посмотрит. Мы раньше работали вместе. Он уже тогда был опытным ветеринаром. А сейчас и вовсе – светило!
Аня в полной беспомощности посмотрела на Олега. Уже прошел месяц с того момента, как Абажур появился у них в конюшне. Течение неизвестной болезни протекало с неожиданными короткими периодами улучшения. Наступал день, и жеребенок начинал есть, пытался у Ани выпросить морковку, старался встать на ноги. Но это продолжалось сутки, другие. На третий день, войдя в денник, Аня и Олег обнаруживали совсем ослабевшего Абажура. И опять все начиналось сначала.
– Вези, приглашай, выписывай кого хочешь! Главное, надо что-то сделать. – Олег в отчаянии махал рукой.
«Светило» приехал на следующий день. Коренастый мужчина в защитного цвета куртке, бейсболке, в ботинках на толстой подошве быстро и по-деловому поздоровался с Аней и коротко представился Олегу:
– Здравствуйте. Борис. Кто у тебя, Аня, там? Показывай!
Аня, слегка растерявшаяся – она ожидала расспросов или хотя бы удивленного восклицания – все-таки столько лет не виделись, повела «светило» в денник к Абажуру.
– Мне никто не нужен, я сам справлюсь, – скомандовал ветеринар, и Аня с Олегом и конюхом вышли.
– Он точно – светило? – неприлично громко спросил Олег.
– Да, точно, – прошептала Аня. – только иногда и опытные люди ошибаются.
– Будем надеяться, что это не про него.
Борис вышел через полчаса.
– Ну, что?
– Судя по всему – это клещи, – сообщил он. – У жеребенка пироплазмоз. Ты его не распознала, потому что жеребенок сильно ослаблен кишечной инфекцией и картина заболевания смазана. Если бы он ко мне попал в таком состоянии, я бы тоже не сразу сообразил. Удивительно, как он еще не помер! Думаю, что сыграло роль питание – ты правильно все подобрала ему. Ну и, конечно, уход.
– Что же сейчас делать?
– Ну, во-первых, анализ периферической крови, дабы подтвердить мой диагноз. И если я прав, сама знаешь – по схеме – имидокарб. Если что – звони, вызывай. Иди к нему, он, по-моему, по тебе скучает.
– Я вас провожу до машины. – Олег благодарно посмотрел на ветеринара.
– Отлично.
Мужчины пошли в сторону выхода, а Аня, отправив конюха к Зое за лекарством, пошла в конюшню.
Абажур стоял на худых ножках и пытался вытащить из кормушки кусочки морковки.
– Хитрюга, есть полезное не хочешь, тебе лакомство подавай! – Аня погладила жеребенка. – Ну хоть морковку ешь, и то хорошо.
Она посмотрела на измученное животное и расплакалась. В этой маленькой лошадке сосредоточилась вся любовь, которая когда-то жила в Ане. Любовь к родителям, к Олегу, к детям. Любовь, из-за которой она так много страдала и которая, похоже, опять ее настигла.
– Я запрещаю тебе умирать! – сквозь слезы воскликнула Аня. – Понимаешь? Запрещаю! Я тебя вылечу. И мы тебя станем холить, лелеять, баловать. Ты у нас не будешь работать! Ты будешь пастись на самой лучшей лужайке, и ты будешь свободен! Только не умирай! Ты должен дождаться, когда приедут Сашка и Митька с Витькой. Они будут тебя любить, ухаживать за тобой, они станут твоими самыми лучшими друзьями и защитниками. Только не умирай, только дождись их!
Аня долго и горько плакала, уткнувшись в шею жеребенка. В этих слезах была вся усталость последних бессонных ночей, усталость ожидания, усталость от невозможности разгадать загадку Олега. Но прежде всего в этих слезах была жалость к несчастной лошадке такой редкой породы. Аня плакала и плакала, и теперь ее слезы лились сами собой – она вспоминала маму, отца. Она словно заново переживала свои радости и неудачи. Она плакала и причитала: «Только не умирай!» Аня плакала и не видела, как в дверях конюшни появился Олег и с окаменевшим лицом наблюдал за ней.
Когда Олег Петрович Сомов стал опаздывать на ежедневные утренние совещания, подчиненные удивлялись.
Когда Олег Петрович Сомов вместо дневной конной прогулки задумчиво бродил около ветеринарки, подчиненные задумались.
Когда Олег Петрович Сомов в шесть утра, крадучись, вышел из домика Ани и был застигнут ресторанной поварихой, подчиненные возликовали. Потому что и Олег Петрович, и Аня, по мнению всех, были молодыми, красивыми и просто созданными друг для друга.
– Спорим, они поженятся? – сказал один берейтор другому.
– Тут и спорить не о чем. Поженятся, – ответил тот.
И оба занялись серьезным мужским делом – объездкой лошадей.
То, что он влюбился, Олег понял совершенно неожиданно – в один из дней, когда они с Аней сидели в ресторане и пытались прожевать «сэндвич по-испански» – в меню «этажерка» из хлеба, сухой колбасы и помидоров называлась так.
– Сочетание сложных углеводов и клетчатки очень полезно для организма, но, к сожалению, этот хлеб к сложным углеводам не относится. Мы, пока выхаживаем Абажура, в нашей харчевне съели все запасы шпикачек, сырных палочек и чипсов. Мы успокаиваем сами себя едой. Я тут читал Уилсона, так тот считает еду естественным транквилизатором…
– Сомов, ты ко мне клеешься? – Аня отложила в сторону остатки корявого «сэндвича по-испански» и ласково посмотрела на Олега.
– С чего ты это взяла?!
– Умничаешь. Так все мужчины делают…
– И многие с тобой умничали?
– Нет, – честно призналась Аня. – Немногие. И лучше всего это получалось у тебя.
– Будем считать, что я этого не помню. Я устал бороться и убеждать, что мы не были знакомы. Что я не отличаю делфтские изразцы от метлахской плитки. Но если ты утверждаешь, что у меня это хорошо получалось, я продолжу…
– Не возражаю. – Аня, несмотря на усталость и озабоченность, рассмеялась. Ей стало вдруг легко – так все просто в этом мире: скоро приедут сыновья, она увидит маму, жеребенок обязательно выздоровеет… И все это стало очевидным лишь только потому, что этот мужчина за ней ухаживает! Нет, даже не ухаживает, просто-таки волочится. Он всеми силами старается произвести впечатление. Он пододвигает соль, подает салфетку, вот он нечаянно касается ее руки. Он якобы раздраженно оглядывается вокруг: «Здесь такой сквозняк!» И вот он уже ее приобнял, накидывая на ее плечи свою куртку. Ах, как хорошо вдруг стало Ане! Начало пути – это такое счастье! В начале пути ты не видишь всего того, что тебя может подстерегать, в начале пути ты еще очень молода, вне зависимости от возраста, ты неопытна, несмотря на печальный опыт за плечами, ты полна надежд, хотя только что умирала от безнадежности. Ради этого «начала пути» можно пройти множество трудных и даже страшных дорог – только для того, чтобы выйти опять сюда, к началу.
