Алексей Чурбанов - Грешники
Когда Валентин ввёл Лену в палату, там наступила тишина.
— И я хочу такое лекарство, — восхищённо протянула хохотушка справа.
— Да, — согласилась тётя Тоня, — возрождение из пепла налицо. Быстро и эффективно.
Лена зарделась и отвернулась к окну.
— Валентин Иванович, оставайтесь с нами, — без всякого юмора предложила Ленина соседка слева, маленькая полная женщина по имени Таня, — так нам вас не хватает иногда!
— Я первая предложила Валентину Ивановичу… — начала было хохотушка, но тётя Тоня всё-таки достала из-под одеяла свой неженский кулак.
— Я душой с вами, честное слово, — засмеялся Шажков, — но не всё ещё доделал там, — кивнул он на улицу.
— Доделайте и приходите. А мы Леночку пока придержим.
— Договорились. Завтра приду, а пока делайте заказы с воли.
Удивительный всё-таки это был день! Утром, после так называемых процедур опознания в милиции и угроз капитана Заварзина, Валентину казалось, что ничего хорошего от людей больше ждать не приходится, а значит, нужно объявлять войну без правил — «око за око, зуб за зуб», — чем бы эта война для него ни кончилась. Кто не друг — тот враг. Позиция слабая, позиция несправедливая — всё это Шажков понимал, но не видел другого способа сохранить целостность самого себя, не говоря уж о маломальском самоуважении.
Лена показала, что другой способ есть. Её невидимая, но упорная борьба за себя, без обид и без боёв, оказывалась выигрышной. Смирившись перед Богом, она не смирилась перед собой и не сдавала позиций. Сегодня Валентин почувствовал от Лены мощный импульс поддержки, которого ему так не хватало для того, чтобы прийти в равновесие. Задачи поставлены — задачи должны выполняться. Без злости, без сомнений, лучше вообще без эмоций.
По плану Шажкова дальше нужно было найти лекаря Серёгу Туманова.
5
Валентин ходил среди пятиэтажек, где, по словам лекаря Туманова, все должны были его знать, и подыскивал, к кому бы обратиться за помощью. У последнего подъезда ближайшего дома он отметил двух худых старух, которые сидели на скамейке неподвижно, как мумии, и молча смотрели перед собой. Валя подошёл и встал чуть сбоку, привлекая к себе внимание. Через некоторое время одна из старух скосила на него глаза и тут же отвела взгляд. Валя решил начинать и без церемонии объяснил, что он ищет лекаря Серёгу Туманова. Старухи никак не отреагировали на это обращение, лишь у той, что сидела ближе, на секунду взгляд сделался неприятно острым, но тут же всё рассосалось, и она снова уставилась равнодушными глазами в пространство перед собой. Заинтригованный Шажков понял, что тут ловить больше нечего и, пройдя дальше шагов тридцать, обратился к проходившей мимо немолодой женщине с полным пакетом снеди в руках.
— А зачем вам Туманов? — с некоторой подозрительностью, спросила она, остановившись и осторожно поставив пакет на асфальт.
— Он спас мою жену, — ответил Валентин.
— Понимаю, — подумав, согласилась женщина, — но сейчас его нету. Может быть через неделю, полторы появится.
— Он уехал?
— Вроде того. Не спрашивайте больше, а приходите через неделю, — и она наклонилась поднять пакет.
— Да что ж такое, — Шажкова взяла досада, — что за секретность вокруг хорошего человека? Вон те бабки вообще сделали вид, что не знают его.
— Как же, не знают, — понизив голос, произнесла женщина, снова выпрямившись, — он их лет десять лечил да холил, пока молодой клиентуры не прибавилось. Они и приревновали. Стали обмороки да инфаркты изображать, а он только смеялся и ромашки дарил. Вишь, не простили. Серёжа здесь ни при чём, это они такие никчёмные.
— А здесь что, все Туманова знают?
— Да уж, думаю, все. Парень он видный, весёлый, честный. Людей любит, а уж врач — от Бога.
— Так он что, за деньги лечит или так?
— Сначала только так лечил. Но аккурат перед прошедшими новогодними каникулами его со скорой-то и вытурили. Ну, он и обратился ко всем, мол, лечить бесплатно буду, но от денежного поощрения не откажусь. Так что теперь и не знаю. Я ему ещё не платила, но если приглашу — заплачу, чай не бедная, пенсия приличная, да и работаю ещё.
Женщина вдруг спохватилась, и в глазах у неё снова появилась настороженность: «Разговорили вы меня, а я тоже — язык что помело».
— Я не вредный, — улыбнувшись, сказал Шажков, — не бойтесь.
— Кто вас знает. Вон лицо-то как разукрашено!
— А, — засмеялся Валентин, — я и забыл. Это тогда и произошло..
Валя осёкся и понял, что говорить об этом не может.
— А за что его с работы выгнали? — спросил он.
— За что? — вздохнула женщина. — А за что мужиков с работы гонят? Всё за то.
Она махнула рукой, подняла тяжёлый пакет и пошла мимо Шажкова дальше по дороге. И Валентин вдруг разом понял: Серёга Туманов пьёт, и пьёт запойно.
— Подождите, — Валентин догнал женщину, — мне его телефон нужен. Дайте, пожалуйста.
— А откуда я знаю, может, ты из бандюков или ещё кто, — полушёпотом с неожиданной злостью произнесла женщина, — телефон тебе давать!
— Здрассте, — разочарованно сказал Валя, — на бабок пеняете, а сами… Я что, похож на бандюгана? Бандюган по ворованным телефонным базам давно бы уже всё узнал, а не ходил бы, не клянчил здесь.
— Ладно, — ещё раз сомнением поглядев на попорченное Валино лицо, наконец произнесла она, — передайте Серёже, что Лариса Черепанова-старшая ему здоровья желает. Может, вас и послушает. Он в запое уже дней пять. Стало быть, ещё неделю ему страдать, а то и полторы. Так-то вот. Я знаю, сама проходила. Бог отвадил, но через горе, уж извините, не скажу какое, раскрываться не буду.
— Нет, конечно, не надо. Скажите только, подшиваться он не пробовал?
— Уговоришь его! Сразу буйным становится. Ещё год-два, и потеряем человека. Я на вас рассчитываю.
— Да, да. Не специалист, но буду стараться.
— В том-то и дело, что здесь не нужен специалист. Нужен человек. Телефон будете записывать?
Шажков записал номера домашнего и мобильного телефонов Туманова, проводил Ларису Черепанову до парадной и задумчиво повернул к детской площадке напротив дома. Ему хотелось присесть и собраться с мыслями.
«Значит, сразу после события в парке Сёрега Туманов ушел в запой, спирт у него был уже тогда. Захочет ли он вообще со мной разговаривать?» — думал Валентин.
Вале приходилось несколько раз в жизни сталкиваться с запойными, и он их отличал от бытовых пьяниц. Запойные воспринимались как больные, нуждавшиеся в поддержке (в действенность медицинской помощи алкоголикам Шажков, честно говоря, не верил). Пьянство же, в отличие от запойного алкоголизма, Валентин считал следствием распущенности и горьких пьяниц не терпел, хотя иногда в душе жалел, тем более что среди тех из них, кто ещё не потерял человеческий облик, встречались порой удивительно светлые люди. Валентин и сам был грешен: не враг выпить и закусить, и, как каждому в нашей стране «умеренно выпивающему» мужчине, ему приходилось попадать на этой почве в неловкие, да чего греха таить, и в совсем неприятные ситуации, последствием которых всегда был жгучий стыд, ненависть к себе такому и желание всё изменить к лучшему. Стыд и восприятие слабости к спиртному как греха были для Валентина неким знаком, критерием выделения близкого ему по духу человека, волею судьбы оказавшегося жертвой зелёного змия.
