Наталия Миронина - Отказать Пигмалиону
– Ты с ума сошел, в комнате надо, – говорили все, но сын никого не слушал. Только однажды сказал матери:
– Мне больше нравится, когда он здесь висит. Вроде как встречает.
Варвара Сергеевна охнула про себя – молчаливый и хмурый сын был сентиментален и тосковал по отцу. А она, занятая своим горем и младшим сыном, даже не обратила на это внимания. Она вообще держала эту дурацкую дистанцию, которая объяснялась в большей степени душевной ленью. Только спустя годы она честно призналась себе в этом. Чтобы приблизиться к старшему сыну, недостаточно было болтать о пустяках и контролировать его жизнь, необходимо было научиться молчать с ним, подстраиваться под его настроения, а самое главное, понять, что он имеет право быть другим, нежели младший. Сын ушел из дома в свою семью, а она если и не вздохнула с облегчением, то устало выдохнула.
После смерти Алексея Владимировича в семье все завертелось, но Варвара Сергеевна уже не успевала за этим движением. От попыток идти в ногу она уставала, а потому очень скоро ограничилась мыслью: «Живы-здоровы, и слава богу! Взрослые, сами разберутся!» Тем более что совладать с Вадимом не представлялось никакой возможности – дело, которым он занялся, было такое странное и непривычное, что Варвара Сергеевна одно время даже склонна была видеть какие-то темные побуждения.
– Мама, брось! Заскок пройдет, и он успокоится, – успокаивал ее Юрий и шел дорогой проверенной – нужные знакомства, просторный кабинет и деятельность, не имеющая никакого материального итога, кроме высокой зарплаты.
– Что ты делаешь? Чем занимаешься в этом своем комитете? – однажды спросил брата Вадим.
– Планирую, прогнозирую, договариваюсь, – радостно ответил Юрий. – Это тоже, между прочим, необходимо.
– Наверное. А опыт-то есть?
– Ровно столько, сколько у тебя в продюсерском деле.
Братья не враждовали, но и близости между ними не было. Разъехавшись, они связь потеряли вовсе.
«Жениться Юра успеет. С его внешностью, воспитанием, положением и деньгами холостым он не останется. Пусть поживет для себя!» Варвара Сергеевна лукавила. Ей не хотелось делить ни с кем «младшенького». А потому телефонный звонок издалека стал для нее ударом.
– Мама, я женюсь! – Голос Юры звучал так близко, словно он находился совсем рядом.
– Как?
– Так, обычно, как женятся все нормальные люди!
– Да? – Варвара Сергеевна растерянно помолчала.
– Приеду, расскажу подробности. Ты только пока никому ничего не говори. На это есть причины. Обещаешь мне?
– Обещаю.
– Мама, ты не рада?
– Рада, – ответила Варвара Сергеевна и положила трубку. Было бы легче, если бы «все подробности» она узнала прямо сейчас, и все вопросы могла бы задать прямо сейчас, и обсудить все можно было бы сию минуту. Ей стало бы легче, если бы она «заговорила» эту новость. А так, в одиночестве и догадках, одна неприятнее другой, она проплакала весь вечер, сожалея о том, что рядом нет мужа, который своим здравым смыслом одобрил и «узаконил» бы решение сына. Она плакала, понимая, что с этой свадьбой окончательно исчезнет неуловимый дух домашнего прошлого. «Мы все никогда больше не будем сидеть на нашем диване!» – рыдала она в подушку. Почему-то в ее воспоминаниях это было самым важным – она и Алексей Владимирович на разных концах длинного дивана, а между ними Вадим, Юра и Аня. Они только что пообедали и теперь слушают рассказ отца о каком-то путешествии. Тогда она снисходительно относилась к этим посиделкам и терпела их только ради мужа. «Слушай, Варя, не суетись, давайте все еще посидим. А то я свою семью совсем не вижу!» Она соглашалась, но охотнее бы отправила детей по комнатам заниматься, а мужа отвела бы наверх, в гости к Величко. Там можно было бы узнать много свежих сплетен и покрасоваться платьем. Сейчас, когда Юра так радостно и беззаботно рвал с семейным гнездом, те самые посиделки ей казались воплощением прочности их жизни.
К ее удивлению и осторожной радости, младший сын приехал один. «Может, он передумал?» – думала она и суетилась с обедом. Но Юра, даже не взглянув на тарелку со своим любимым щавелевым супом, разложил веером фотографии.
– Вот моя будущая жена!
С фотографий смотрела совсем молодая девушка – темные глаза, крупные губы, волосы густые, забранные наверх.
– Она?!
– Ты ее знаешь, да? – Юра улыбнулся.
– Если бы ты хоть иногда вылезал из своей машины и ходил пешком, ты бы увидел это лицо на всех московских перекрестках. Она поет в Большом, о чем сообщают все афиши.
– Ну и что ты думаешь по этому поводу?
– Красивая, – вежливо признала мать.
– Мама, ты отлично понимаешь, о чем я! И мне нужен твой совет. Если он мне не понравится, я поступлю по-своему. Предупреждаю сразу. Но ты всегда меня понимала, ты чувствовала меня так, как никто другой.
Варвара Сергеевна, у которой от этого признания благодарно дрогнуло сердце, обняла сына:
– Мы с тобой понимали друг друга с полуслова.
– Да, на это и надежда.
– Так в чем же дело?
Юра откашлялся и рассказал о Вадиме и Але.
– Я думал, ты знаешь. Он же опекал ее так, что бедная Галя потеряла покой и сон. Вадим любит Алю, я это знаю точно. И если он решит хоть намекнуть ей, она не выйдет за меня замуж. Она, как и Вадим, человек долга. Ты что, ничего не знала?
– Во-первых, ты знаешь своего брата. Он никогда ничего никому не рассказывает. Приедет, бывало, сумки, полные продуктов, бросит на пол и сидит молча. Ни слова, ни полслова о том, что у него в жизни происходит, что дома, что на работе. А уж что на душе, так это вообще потемки. Я не знала, что это его протеже. Только слышала, что у нее редкий голос, жила и училась в Европе. Поначалу Галя мне еще звонила, жаловалась, она думала, что это интрижка. Ты представляешь, у нашего Вадима – интрижка с женщиной? Это невозможно! Я ей так тогда и сказала…
Варвара Сергеевна вдруг вспомнила, что в том разговоре с Юрой она вдруг ощутила впервые какую-то напряженность.
Словно сын на этот раз был с чем-то не согласен, но не говорил, боясь обидеть мать…
– Мам, все так сложно, что и описать словами нельзя. Я хочу жениться на Але. Мы встречаемся уже почти два года. Вадим узнал об этом недавно. У Али контракт с ним – он оплачивал обучение, потом устраивал ее артистическую карьеру…
– Юра, чего проще – поговори с Вадимом… Не может же быть монополии на человека?
– У него – может. Он упрям и несговорчив. К тому же, мама, влюблен, и я это знаю. И он делает из нее оперную звезду мирового масштаба. Или уже почти сделал! Он всегда знает, чего добивается. Он только не ожидал, что может в нее влюбиться…
