Пейдж Тун - Люси в небесах
Я сижу, смотрю вниз с холма на одно из почти облетевших деревьев и задаюсь вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем упадет следующий лист.
Пять секунд...
Двадцать секунд...
Следующему понадобились целых тридцать две секунды.
— Люси... — робко зовет Нейтан. Он опускается рядом и берет меня за руку, а я позволяю ему держать ее.
Двадцать две секунды...
— Люси, — делает он новую попытку, — поговори со мной.
Не могу смотреть на Нейтана. Просто продолжаю пялиться вниз, на деревья. Воображение рисует образ отца, мертвого и похороненного в одной из могил, на которые мы только что смотрели.
Джо Маккарти... любимому отцу...
Я не хотела встречаться с отцом. Не сейчас, может, вообще никогда. Но это был мой собственный выбор. Теперь я его лишилась и оказалась почему-то выбита из колеи.
— Я должна поехать на похороны, — бесцветным голосом сообщаю я.
— Конечно, разумеется.
— Надо позвонить Джеймсу.
Нейтан отпускает мою руку, и я набираю номер Джеймса. Он не берет трубку. Я сбрасываю и пробую снова. Голосовая почта. Вот теперь я начинаю плакать.
Нейтан обнимает меня и крепко держит, пока я рыдаю на его теплом плече. Я придвигаюсь, чтобы оказаться ближе, но ничего не выходит — мы сидим на скамейке бок о бок. Такое разочарование.
— Пойдем, — мягко произносит Нейтан. — Я отвезу тебя домой.
Я не хочу, чтобы он меня отпускал, но мое желание остается невыполненным.
Нейтан находит место для стоянки перед моим домом и отстегивает ремень безопасности. Я остаюсь в машине.
— Люси? — Он подходит к пассажирской двери, открывает ее и берет меня за руку, чтобы помочь выйти. И не отпускает все три лестничных пролета. На самом верху он вытаскивает у меня сумку, находит ключи и отпирает дверь.
В квартире тихо. Джеймс, наверное, еще с Зои.
Так я и сижу, пока Нейтан заваривает мне чай. Странно: мой экземпляр «Дневника Бриджит Джонс» лежит на полке для DVD вверх ногами. Потом взгляд цепляется за круглый отпечаток на журнальном столике: или я, или Джеймс явно забыли использовать подставку под горячее.
Нейтан ставит передо мной чашку. Опускается рядом, и моя ладонь снова оказывается у него в руках.
— Люси, я за тебя волнуюсь. Позволишь мне снова набрать Джеймса?
Я медленно киваю.
Он вынимает мой телефон из сумки и нажимает на повторный вызов. Спустя какое-то время сбрасывает звонок и пробует снова.
— Не беспокойся, — говорю я. — Все в порядке. Он вернется, когда вернется.
Нейтан смотрит с явным облегчением, услышав от меня хоть слово, и спрашивает:
— Когда похороны?
— Во вторник.
— Ого, так быстро.
— Он умер три недели назад. Они пытались отыскать его семью. — Все мной сказанное — как про чужого человека.
— Это в Манчестере? Джеймс с тобой поедет?
Я утвердительно киваю на оба вопроса.
— Хорошо. Но если он не сможет — по любой причине, — дай мне знать, и я тебя отвезу.
— Спасибо. Ты такой добрый.
Я разворачиваюсь, чтобы взглянуть на него — впервые с тех пор, как позвонила мама, — и на глаза снова наворачиваются слезы.
— Все в порядке, — утешает Нейтан. — Все хорошо.
Я ложусь и опускаю голову ему на колени. Нейтан гладит меня по волосам, пока мое дыхание не становится мерным.
***
— Что тут происходит, черт возьми?
Голос Джеймса рывком выдергивает нас из сна. Должно быть, мы снова заснули. О боже.
Джеймс осуждающе взирает на нас сверху вниз. Нейтан встает, но Джеймс не отходит, и на долю секунды мне кажется, что он сейчас ринется в драку.
— Мой отец умер!
— Что? — Забыв о Нейтане, Джеймс бросается ко мне.
— Мой отец умер, — повторяю я.
— Детка, — говорит он, обнимая меня.
— Я не могла до тебя дозвониться! — всхлипываю я.
— Мне так жаль, детка, так жаль.
Я высвобождаюсь и смотрю на Нейтана, неловко вставшего у кофейного столика. Джеймс прослеживает мой взгляд.
— Спасибо, что позаботился о ней, друг.
— Нет проблем, — отвечает Нейтан и идет к двери. Я киваю ему на прощание.
— Позвони мне, если что-нибудь понадобится, хорошо? — просит он меня.
— Обязательно.
После его ухода какое-то время сижу в прострации. Нейтан был так добр со мной сегодня, а Джеймс ужасно себя с ним повел. Я абсолютно подавлена. Пытаюсь сосредоточиться и пересказать Джеймсу разговор с мамой.
— Детка, ты вправе не ехать, — замечает он, когда я признаюсь, что собираюсь на похороны. — Не стоит тебе через это проходить.
— Я поеду, Джеймс. Ты со мной?
— Детка... — Джеймс сникает. — Вряд ли у меня получится. Во вторник и среду у нас конференция, и мое присутствие там очень важно для фирмы. Люси, ты ведь на самом деле не хочешь туда ехать, ведь так?
— Нет, не хочу, Джеймс. Но поеду.
— А твоя мама?
— Не знаю. Я спрошу. — Отворачиваюсь прочь.
Мамы не будет, и я ее не осуждаю. Ее снедают угрызения совести, но спустя все эти годы, после той боли, что отец ей причинил, она просто не может переступить через себя. Она и меня отпускать не особо желает, но понимает, почему мне это нужно. В какой-то мере я хочу компенсировать свое отсутствие на бабушкиных похоронах. Тогда мне не хотелось сталкиваться лицом к лицу с отцом. Что ж, теперь я больше никогда его не увижу.
— Джеймс с тобой поедет? — спрашивает мама.
— Да, — вру я.
***
Нейтан приезжает за мной во вторник в семь утра.
Когда мы наконец вырываемся из северного Лондона и добираемся до оживленной магистрали, я достаю из сумки ту самую кассету и вставляю ее в магнитолу.
— Она все еще у тебя? — удивляется Нейтан.
— Конечно.
Из-за пробок дорога до Манчестера растягивается на добрые три с половиной часа. Нейтан ведет машину, а мне удается вздремнуть. Похороны не начнутся раньше полудня, так что мы находим кладбище и отправляемся в забегаловку неподалеку.
— Спасибо, что поехал со мной, — говорю я, когда мы занимаем столик. — Даже не знаю, что бы я делала...
— Джеймс поехал бы, если бы ты настояла.
— Может и так.
Нейтан не отвечает. Официантка возвращается с нашей едой.
Отца кремируют, потому что это дешевле, чем погребение. Священник не ожидал меня увидеть: он понятия не имел, что у покойного есть родственники. Несколько человек уже обосновались в зале, включая пару чудных старикашек. Я не знаю, кто они, и не желаю знать. Когда священник спрашивает, хочу ли я произнести несколько слов, отрицательно качаю головой. Отпевание проходит быстро, формально и бездушно.