Людмила Бояджиева - "Рим, конечно Рим" или "Итальянское танго"
Антонелли подал Бербере бокал вина и усадил её к себе на колени.
— Ну, вот, все зрители на местах, можно начинать. — Он кивнул пришедшей в себя Паоле. — Вы же сильная женщина, синьора дель Форте. Возьмите себя в руки.
— Она была достаточно сильной, чтобы отречься от сына, и при этом даже не упасть в обморок, — напомнила Бербера.
Паола отрешенно смотрела в огонь камина, не реагируя на реплики.
— Урок первый, синьор психолог. Тема: глупость, поскольку именно скудостью ума объясняется всякая приверженность к застарелым догмам. Поведение сына отличалось от того, что в семействе дель Форте считалось нравственным. Двоюродный брат бил мальчика до беспамятства, отец и мать брезгливо отвернулись от него, втаптывая в грязь, лишая того, что принадлежало Леонардо по праву.
— Папаша называл меня мразью, извращенцем, смотрел с гадливостью, как на кучу дерьма. А моя чистейшая, великодушная мамочка приставила ко мне шпиона-доктора…
Налив себе ещё вина, Бэ-Бэ вышла в центр гостиной. Она приняла величественную позу, готовясь к обвинительной речи. Но, осушив бокал, икнула и пренебрежительно поморщилась:
— Не стоит метать бисер перед свиньями. Оставь их в покое, Стефано. Покачнувшись, Бербера рухнула в кресло.
— Я предвижу, что хотел сказать Леонардо. Лекции, действительно, ни к чему. Здесь нет оголтелых инквизиторов, взывающих спалить на костре все, что отличается от их представления нормы. — Санта старался смягчить тон беседы, опасаясь за состояние Паолы. — Сейчас уже никого не удивляют движения сексуальных меньшинств, отвоевывающих себе права, ни гомосексуальные браки, ни сменившие свой пол травеститы… Мы признаем, что не все люди равны и не все одинаковы. Отклонения в сексуальном поведении могут быть так же обусловлены врожденной физиологической аномалией, как цвет волос или форма носа. Возможно, природа запуталась, и в случае Леонардо — он появился на свет с телом мужчины и психологией женщины… Только дело отнюдь не в этом. Не стоит делать из бездушного монстра жертву тупого консерватизма.
Санта приблизился к Бербере, окидывая её презрительным взглядом.
— Ты был мерзким парнем, Леонардо, гаденышем, способным на предательство и самые изощренные гнусности. Ты стала омерзительной женщиной, Бербера. От тебя смердит падалью! Ты — сама грязь.
— Заткнись, щенок! — Стефано вцепился ему в горло, но Санта перехватил цепкие руки и оттащил от себя Антонелли.
— Ты же не ограничишься первым уроком, защитник прав сексуальных меньшинств. Продолжай, мы внимательно слушаем. Я ещё успею свернуть тебе шею.
Стефано захохотал, словно услышал удачную шутку:
— Я отлично понимаю причину твоей ненависти к Леонардо, отвращение к Бэ-Бэ — это «голубой принц», не правда ли?.. Хорошо, разберемся во всем по порядку. Урок второй — зависть. — Как ни в чем не бывало, Стефано спокойно расположился в кресле и затянулся сигаретой. Словно созерцая далекое прошлое в голубом дыму, он начал свой рассказ:
— Война подходит к концу, 1944 год. В здешних горах скрывается небольшая группа людей, называющих себя антифашистами. Среди них два парня — четырнадцатилетний Стефано Антонелли, сын командира Джузеппе, и шестнадцатилетний Сальваторе, его приемыш, в сущности, мальчик на побегушках.
Парни шныряют в окрестных деревеньках в поисках провизии, и однажды, перед самым Рождеством, монашки из полуразрушенного монастыря, сами сухие, как мощи, от голода, дают попрошайкам две большие лепешки. Мальчишки тащат свою добычу в лес и в то время, как едва держащийся от голода на ногах Стефано Антонелли раздает хлеб партизанам, жаднейший Сальваторе жует свою лепешку, затаившись в кустах… Он давится жесткими кусками, не переставая лить слезы… Соленая лепешка, дерущая горло. Он оплакивает свою слабость, свою гнусность и мизерность… Потом парень выйдет и скажет, что потерял хлеб. И никто не обвинит его, а Стефано отдаст половину своей доли…
Прошли годы. Славный и добрый мальчик Стефано, унаследовав процветающее дело отца, стал богачом, уважаемым человеком. Его почитают как отличного хозяина, умело ведущего фамильное дело. Его любят во всей округе, его имя становится символом бескорыстного служения добру, любви к родной земле и своему народу. Антонелли здесь — Антонелли там! Пожертвования, участие в благотворительных кампаниях, бесплатное строительство школ, приютов, больниц! Стефано почти святой… Непонятно, за что только Всевышний карает его рождением больного сына и смертью любимой жены…Но честный гражданин и безупречный человек не сдается, — он продолжает сеять добро… — Стефано с удовольствием дымил тонкой сигарой, наслаждаясь общим вниманием. — Тем временем все чаще и чаще с отвращением и страхом поминают некоего Дона Лиджо, возглавляющего большую мафиозную семью. Дон Лиджо жесток, честолюбив и безжалостен. Он любит крутые игры, его соперники и враги сдают свои позиции, захлебываясь собственной кровью… Гений зла, выродок, сатана…
И вот два года назад злодея настигает заслуженная кара — его автомобиль сгорает дотла на глухом шоссе. Очевидно, противники сумели отомстить негодяю. Прах дона Лиджо вместе с его зубным протезом и перстнем, найденными на пепелище и подтвердившими, собственно, личность погибшего, захоронен с величайшей помпезностью и почтительностью. Крестным отцом становится его преемник, унаследовав его власть и богатство. Примерно в то же время попадает в автомобильную катастрофу и Стефано Антонелли. Но его жизнь вне опасности — полгода комфортного отдыха на собственной вилле у берегов Тихого океана, — и он возвращается в Италию, к своим делам и к своему благочестию. У бедняги после травмы плоховато с памятью, он не всегда узнает окружающих. Да, к тому же, хромает дикция — перелом челюсти дает о себе знать. Но с ним преданный слуга и помощник Гвидо, привезенный из Америки. Гвидо был рядом со Стефано во время его тяжелого выздоровления и остался верным слугой и помощником в нелегкий период возвращения изувеченного Стефано к прежней жизни.
При поддержке отличных заместителей и подчиненных Стефано продолжает удачно вести дела строительного концерна, увеличивая капитал и разбрасывая щедрой рукой дары. Он стал ещё добрее после травмы — вернувшийся к жизни народный любимец… Одно только смущает его — безумный тридцатипятилетний дебил, спрятанный в лечебнице. Сын стал шарахаться от приезжающего с регулярными визитами отца. Несколько раз пытался перегрызть ему горло. Стефано загасил сигару и задумчиво притих. — Вот вам и вывод, господин психолог: ни власть, ни деньги не ценятся так высоко, как доброе имя. Благонравие и душевный покой — вот редчайшая ценность, порождающая зависть сильных мира сего, погрязших в скверне.
