Элейн Гудж - Любящие сестры
– Господи, – пробормотал он, потирая подбородок. – Куда же мы теперь пойдем?
– Не ко мне. – Она коротко, судорожно усмехнулась. – Мадам Бегбедер просто выкинет нас вон, – произнесла она, охваченная безрассудством мгновения.
– Значит, ничего не выйдет, да? – Он отступил на шаг и, взяв ее за руку, сильно сжал.
Прежде чем она успела что-либо сообразить, они были уже в такси и неслись по бульвару Сен-Жермен к площади Виктора Гюго, где жил Эммет.
Энни была одновременно и возбуждена и странно покорна… словно взобралась на аттракцион «американские горки» и теперь нет иного выхода, кроме как испытать все до конца.
Скоро они оказались возле массивной деревянной калитки с кнопкой, затем во дворе и, наконец, в вестибюле с запахом прачечной. Эммет повел ее вверх по винтовой лестнице и на каждой площадке нажимал большим пальцем кнопку, от чего на верхнем этаже вспыхивал свет. Но к тому времени, как они добирались до этого этажа, свет гас.
– Это таймер, – объяснил он, зная, что в частном доме, где Энни снимала комнату, такого устройства нет. – Как видишь, при такой системе никому не удастся забыть выключить за собой свет. Остроумно, да? Это только мы, бестолковые американцы, считаем, что свет, бензин и газ льются на нас с неба.
Как он может быть таким спокойным? Колени у нее дрожали, сердце стучало, она едва могла идти.
«Зачем я пришла? Надо немедленно вернуться… сию минуту…»
Но ноги продолжали идти вверх. Они вошли в высокую дверь с медной ручкой и очутились в узком холле с высоким потолком. Наверно, хозяйка этого дома не сдержала бы улыбки, если бы увидела сейчас Эммета, огромного и лохматого, прихрамывающего в своих ковбойских сапогах среди пухлых диванчиков с атласной обивкой и гнутых стульев в стиле ампир, мимо крошечного круглого столика, накрытого шалью с бахромой и уставленного фигурками из севрского фарфора и семейными фотографиями в серебряных рамках.
Впрочем, хромота совсем не мешала Эммету двигаться на удивление проворно. Он обошел комнату, зажигая лампы, нисколько не стесняясь беспорядка. Глядя, как он поправил картину, слегка скривившуюся набок, Энни вспомнила даму с голубями в парке, вспомнила, как бережно он помог ей подняться со скамейки.
И снова возник безотчетный вопрос: «Зачем я здесь? Я же не люблю его!»
В то же время ее неудержимо влекло к нему. Тянущее чувство в животе, возникшее на мосту, когда он поцеловал ее, теперь перешло в подавленный трепет желания. Она представила себе, как все будет – Эммет снимет с нее одежду, будет целовать все ее тело, держать ее своими жесткими горячими руками. Нет, она не любит его… Но, черт бы его побрал, она хочет его! Хочет сейчас же, скорее, не оглядываясь на доводы рассудка и возможные последствия, – как голодный хочет есть.
Эммет, словно чувствуя ее смущение, подошел и положил руки ей на плечи, поцеловал в лоб. Она отпрянула в сторону, и он улыбнулся… словно это показалось ему нелепым… детским, наверно.
Энни смутилась, чувствуя досаду и на себя, и на него. – Эммет, я не должна была идти сюда. Это… сумасшествие какое-то. Я не люблю тебя. И ты не любишь меня.
– А ты, конечно же, не из тех, кто станет спать с мужчиной ради развлечения, правда? – будто насмешливо сказал он.
Ах, он дразнит ее?
– Гораздо лучше, если мы с тобой навсегда останемся друзьями.
– Ты о нас с тобой беспокоишься или о том парне, который ждет тебя дома?
Джо. Это имя стояло в душе словно щит. Ей хотелось заполнить им все пространство, тишину которого нарушало только тиканье часов.
– Нет, – солгала она. – Я сейчас не думаю о нем. Он пожал плечами и отступил с тихим, покорным смешком:
– Черт возьми, Кобб, ты можешь уйти отсюда сию минуту, и я обещаю, что все будет по-старому.
– Эм…
– С другой стороны, – добавил он ласково, приложив к ее подбородку загрубевший от тяжелой работы палец, – если ты останешься, обещаю, тебе будет в тысячу раз лучше.
Он снова поцеловал ее, и на этот раз сквозь все ее тело прошла молния. В пламени счастья, вспыхнувшего вслед за тем, вновь возникло имя Джо и сразу растворилось в ощущении торжества: она больше не нуждается в нем.
Эммет уже вел ее в спальню. Массивный подголовник кровати с украшениями из золоченой бронзы, словно кремовые розы на свадебном пироге, казалось, занимал все пространство. Словно во сне, Энни легла и позволила Эммету раздеть ее. Его мозолистые руки были шершавы, но в то же время удивительно нежны и сведущи. Никакого замешательства с пуговицами и застежками. Он совершенно точно знал, как со всем этим обходиться и где дотронуться до нее. Его поцелуи в губы, в виски, в шею и затем, когда он расстегнул лифчик, – в грудь вызывали в ней чудесную дрожь и заставляли покрываться гусиной кожей. Ее уже раздевали прежде, еще в школе – Стив, а позже – Крэг Генри, но это никогда не доставляло ей такого наслаждения. Сердце ее металось, словно она была на грани какой-то тяжелой болезни.
Глядя, как Эммет, сидя на краю постели, принялся снимать сапоги, она думала, как подействует на нее вид его увечной ноги.
Когда же увидела развороченную кожу и странно скрюченные пальцы, ощутила жгучий прилив нежности. Осторожно коснувшись, спросила:
– Болит?
– Только если я вздумаю пойти туда, куда не следует, – подколол он ее и улыбнулся.
– Как сейчас?
Он пожал плечами:
– Пожалуй. Я ведь тоже немного боюсь. Не против, если мы будем со светом?
Он провел шершавым пальцем по ее животу, и на нежной коже остался еле заметный красный след. Она вздрогнула. И тогда, нагнувшись к ней лицом, он дотронулся до ее тела кончиком языка, теплым и легким, затем двинулся ниже… Господи, он не должен делать этого… и никто не должен… но разве можно отказаться? Мягкие завитки его волос так нежны, гораздо нежнее, чем можно вообразить; они касались ее бедер, продвигаясь все ниже… И вдруг его язык, легко, словно перышком, коснулся…
Огонь пронзил ее тело. Ей казалось, она умрет от этого огня. Пожалуйста, о, пожалуйста… Я же не вынесу…
Я сойду с ума!
Эммет поднялся, снял рубашку и трусы. Она удивилась, что волосы на его груди и ниже не рыжие, а темные. Мускулы крепки и толсты, как канаты. И веснушки по всему животу. Сразу видно, что большую часть жизни он провел на открытом воздухе: руки ниже локтей намного темнее, чем все тело. Но больше всего ее поразило, насколько невозмутимо он разделся перед ней. Будто это была самая обыденная вещь – быть вдвоем голыми.
Но когда он лег рядом, она ощутила его силу и желание. Он был напряжен почти до дрожи. И снова принялся ласкать и дразнить ее, обнаруживая даже такие места на ее теле, о которых она и не подозревала, как они сладостно чувствительны. Нижние полукружия грудей, впадинки под коленями, кожа между пальцев…
