К. Борджиа - 11 дней и ночей
Из Тайланда я тоже уехала с самодельным плакатиком за два доллара».
* 20 *
– Обними меня, – попросила Эстер Берни, когда они шли по залитому солнцем бульвару.
Она остановилась.
Берни улыбнулся ей, обнимая и прижимая хрупкое тельце к себе.
– Тебе что, холодно?
– Нет. – Она подняла на него робкий взгляд из-под пушистых ресниц. – Ты холоден. Берни, почему так все происходит?
– Я не понимаю, о чем ты, родная моя? – Он погладил ее по голове, потрогал пальцем бледную щечку, поцеловал другую. – Ничего не происходит.
– В том-то и дело! Ничего не происходит, Берни. Все эти дни мы проводим с тобой отдельно друг от друга. Я не хочу так. Берни, ответь, почему?
Она просила, она требовала ответа, она ничего не знала наверняка, она даже не догадывалась. И тем не менее ему стало мерзко на душе оттого, что приходилось юлить и обманывать. Но разве могла она понять его, если бы он вдруг сказал, что у него есть девушка, с которой он заключил устное соглашение о том, что они проведут вместе все ночи до самой свадьбы, после чего она откажется от дальнейших встреч и не будет ему мешать.
Думая сейчас об этом, Берни осознавал, что договор и в самом деле достаточно странный, так нормальные люди не делают, здесь что-то скрывается. Как это она так вдруг возьмет и разлюбит его через неделю? Значит, она не любит его и сейчас. Значит, у нее есть какие-то свои причины, о которых она молчит.
А он? У него никаких причин и в помине нет. Он думает о предстоящей свадьбе, он очень любит Эстер, он в этом ни на мгновение не сомневается. И тем не менее он продолжает встречаться со Стефанией, он подыгрывает ей, словно делая одолжение, которое в действительности отнюдь ему не в тягость – и это заставляет лишний раз задуматься.
– Просто я слишком сильно занят последние дни, дорогая. Ты ведь умница и поняла, что мне совершенно не улыбается перспектива получить квартиру в подарок от твоих родителей. Это, конечно, приятно, однако мне не по душе. А на работе дела идут. Мне нужно только немного напрячься сейчас, чтобы потом все было тип-топ. Твой родственник тоже, кажется, мной доволен.
Эстер заметно успокоилась.
– Ничего, – сказала она, поднимаясь на цыпочки и целуя Берни в подбородок. – Как только мы поженимся, тебе будет предоставлена возможность отоспаться.
– Ты так в этом уверена? – Берни подхватил ее на руки и закружил.
– Я же не уточнила, когда именно ты сможешь отсыпаться: днем или ночью.
– Миссис Стауэр, так вас и до замужества посещали распутные мысли?
– Только с моим женихом. Клянусь на Библии.
– Суд присяжных, так и быть, оправдывает вас.
* 21 *
Берни обманывал прежде всего себя.
Негласный договор со Стефанией вовсе не был никаким компромиссом. Он сам хотел этого. Да, может быть, ругая себя за слабохарактерность, но он звонил ей, если она не звонила первой, и уславливался о встрече.
Чаще всего они встречались у нее. Не сговариваясь, они оба чувствовали, что так надежнее.
Сегодня звонок Берни остался без ответа. Никто не снял трубку.
Тогда он решил покончить со всеми делами в офисе и позвонить перед самым отходом.
Однако телефон Стефании по-прежнему встречал его равнодушными гудками.
Делать было нечего. Берни поехал к себе, намереваясь позвонить из дома. А если и тогда никто не пожелает с ним разговаривать, то он просто-напросто воспользуется случаем и завалится спать.
Переступив порог своей квартиры, Берни вспомнил, что последнее время почти здесь не был. Как это выразилась госпожа Гордон? Конура! Ну-ну! Кажется, сама она вообще сюда никогда не заходила. Вот и нечего тогда критиковать, если не знаешь. Отличная квартира, между прочим. Кого угодно уместит. Да они с самого первого дня смогут жить здесь вдвоем без малейших хлопот.
Резкий звонок в дверь заставил Берни встрепенуться.
Он уже успел переодеться и теперь стоял посреди комнаты в халате, не зная, попытать ли счастья еще или забыть про телефон и завалиться под одеяло до утра.
И вот нужно было идти и кому-то открывать.
В последний момент ему подумалось, что это, быть может, она.
За дверью стояли два китайца. В черных костюмах.
С бархатными бабочками, стягивающими белоснежные воротники.
В руках – накрытые салфетками подносы.
– Ваш заказ, – объявили они дружным хором, вежливо поклонились и чинно вошли мимо несколько удивленного Берни.
– Но я ничего не заказывал, – заметил он, видя, как китайцы ставят подносы на стол в гостиной.
– Вы Бернард Стауэр? – спросили гости.
– Да.
– Ваш заказ. Китайский ресторан «Черный лотос». Оплачено, господин Стауэр.
Заявление было сделано категорическим тоном.
Положив салфетки рядом с подносами, китайцы еще раз поклонились и вышли вон, как будто их и не было.
По квартире уже расползался дурманящий аромат восточной кухни. Берни приблизился к столу и увидел россыпь чашечек, блюдец и вазочек, наполненных всякой всячиной. Всячина здорово пахла, но не настолько, чтобы все это мог съесть один человек. Даже два.
Когда в дверь снова позвонили, Берни решил, что вернулись официанты, которые осознали свою ошибку и теперь отнесут подносы кому следует.
Он ошибся и на этот раз.
С песнями и криками в квартиру ввалилась настоящая бой-бригада. Размалеванные девицы в обнимку с лохматыми женоподобными парнями, не то хиппи, не то панки. Человек двадцать. Они сразу же заполнили собой все комнаты, и Берни невольно подумал, что мама Эстер в чем-то была все же права.
Подносы мигом опустели. В гостиной кто-то включил магнитофон Берни, и несколько парочек вышли в круг.
«Танцующие уроды», – думал Берни, чувствуя себя незваным гостем на этом странном празднике китайской кухни и европейского идиотизма.
Ему уже даже начало казаться, что все происходящее – неожиданно настигший его сон, а раз так – не имеет смысла кричать, возмущаться и гнать всех прочь, Не лучше ли просто присесть на диван и расслабиться?
Неожиданно среди всей этой толкотни и неразберихи он увидел Стефанию.
На ней было настоящее японское кимоно розового цвета и традиционные деревянные колодки на ногах.
В руках – веер.
Даже волосы она убрала в духе страны Восходящего Солнца, что ей, кстати, весьма шло.
Стефания семенила между танцующими, хитро поглядывала на Берни и загадочно улыбалась.
Теперь он знал, что не спит.
– Убирайтесь все прочь, – сперва совсем тихо сказал он.
За шумом музыки его никто не услышал. И тогда он набрал побольше воздуха в легкие и гаркнул, призывая незваных гостей не задерживаться в пределах его квартиры и тем самым не нарушать законов свободы личности.
