Николас Спаркс - Последняя песня
— Нет. Возможно, через несколько дней меня выпишут. По крайней мере я на это надеюсь, — улыбнулся отец.
Она сжала его руку.
— А что потом? Когда мы уедем?
Отец задумался.
— Полагаю, нужно закончить витраж. И начатую песню. Я по-прежнему считаю, что в ней есть... что-то особенное.
Она придвинула стул ближе.
— Нет. Я имела в виду: кто будет о тебе заботиться?
Отец не ответил сразу. И даже попытался сесть.
— Все будет нормально. Если что понадобится, позвоню пастору Харрису. Он живет в двух кварталах от меня.
Ронни попыталась представить пастора со шрамами на обожженных руках и тростью. Как он будет помогать отцу сесть в машину, когда сам с трудом ходит?
Отец, казалось, понял, о чем она думает.
— Я же сказал, все будет в порядке, — пробормотал он. — Давно знал, что это рано или поздно случится и что, если дойдет до худшего, при больнице есть хоспис.
Нет, она не может представить отца в хосписе!
— Хоспис?
— Все не так плохо, как ты считаешь. Я там уже был.
— Когда?
— Несколько недель назад. И на прошлой неделе возвращался. Они пообещали приготовить мне постель.
Еще одна деталь, которой она не знала. Еще одна тайна открыта. Еще одна истина, предвещавшая неизбежное.
В сознании Ронни все перевернулось. Знакомая нервная тошнота подкатила к горлу.
— Но ты, конечно, предпочтешь быть дома, верно?
— Верно.
— Пока не сможешь оставаться один.
Выражение его лица было невыразимо грустным.
— Пока не смогу...
Ронни вышла из палаты и направилась в кафетерий. Па попросил позвать Джону.
Ронни, совершенно ошеломленная, брела по коридорам. Была уже почти полночь, но в отделении неотложной помощи народу, как всегда, было полно. Она проходила мимо палат. Двери многих были открыты, и она видела плачущих детей в сопровождении встревоженных родителей и женщину с неудержимой рвотой. Сестры толпились на главном посту, брали истории болезней или загружали тележки. Странно, что так много людей могли заболеть так поздно, и все же большинство к утру уже разъедутся. Отца же переводили в палату наверху. Ждали только, когда документы будут оформлены.
Ронни прошла через шумную комнату ожидания к двери, ведущей в главную часть вестибюля и кафетерий. Когда дверь за ней закрылась, уровень шума резко упал. Ронни слышала звук собственных шагов, слышала собственные мысли. Ее заливали волны усталости и тошноты. В это место приходили больные люди. В это место приходили умирающие. И отец снова сюда придет.
Стараясь не глотать слюну, она вошла в кафетерий и потерла распухшие от слез глаза, пообещав себе, что постарается держать их открытыми.
Гриль в этот час был закрыт, но автоматы у дальней стены работали и две медсестры сидели в углу и пили кофе. Джона и Уилл устроились за столиком у двери, и Уилл, заслышав шаги, вскинул голову. На столе стояли полупустые бутылки воды, молока и пакет печенья для Джоны.
Брат повернулся к ней.
— Что-то ты долго, — упрекнул он. — Па в порядке?
— Ему лучше. Но он хочет поговорить с тобой.
— О чем?
Джона отложил печенье.
— Я сделал что-то не так?
— Нет, ничего подобного. Он хочет объяснить, что с ним происходит.
— Почему ты не можешь сказать? — насторожился Джона, и сердце Ронни тревожно сжалось.
— Потому что он хочет поговорить с тобой сам. Как раньше со мной. Я провожу тебя туда и подожду у двери, договорились?
Джона встал и шагнул к двери, заставив Ронни тащиться следом. Ей вдруг захотелось убежать, но она понимала, что нужно остаться с братом.
Уилл продолжал неподвижно сидеть, не сводя глаз с Ронни.
— Джона, дай мне секунду, — окликнула она.
Уилл с испуганным видом встал.
«Он знает, — почему-то подумалось ей. — Он точно знает».
— Не можешь подождать меня? — спросила она. — Конечно, ты, возможно...
— Разумеется, подожду, — спокойно ответил он. — Ровно столько, сколько будет нужно.
Ронни разом ослабела от облегчения и, бросив на него благодарный взгляд, пошла за Джоной.
Горе до сих пор обходило ее. Все близкие были живы. Хотя родители отца умерли и она даже помнила, как ездила на похороны, все же мало их знала. Они никогда не приезжали к ним и, скорее, были для нее чужими. После их смерти Ронни не тосковала и тем более не скорбела. Не то что по Эми Чайлдес, учительнице истории в седьмом классе, погибшей в автокатастрофе в то лето, когда Ронни перешла в другой класс. Она услышала об этом от Кейлы и была потрясена смертью Эми. Такая молодая... ей не было еще и тридцати. Ее смерть долго казалась чем-то нереальным. Эми всегда была так дружелюбна! Одна из немногих учителей, позволявших себе смеяться в классе!
Вернувшись в школу осенью, Ронни не знала, чего ожидать. Как люди реагируют на что-то подобное? Что думают другие учителя?
В тот день она ходила по коридорам в поисках признаков перемен, но если не считать маленькой таблички, привинченной на стене около кабинета директора, не видела ничего необычного.
И тогда ее это беспокоило. Правда, аварияслучилась летом и Эми успели оплакать, но, проходя мимо класса мисс Чайлдес, она заметила, что теперь там кабинет естественных наук, и ужасно рассердилась, потому что всего за несколько недель память о мисс Чайлдес была так решительно стерта.
Она не хотела, чтобы подобное случилось с отцом. Не хотела, чтобы его забыли так скоро. Он хороший человек, хороший отец и заслуживал большего.
Думая об этом, Ронни поняла кое-что еще. Она не слишком хорошо знала отца, пока тот был здоров. И в последний раз общалась с ним, когда перешла в высшую школу. Теперь же, когда формально стала взрослой, настолько, чтобы голосовать или записаться в армию, все это лето он хранил тайну. Каким бы он был, не зная, что с ним происходит? Каков он на самом деле?
Ей не по чему судить, если не считать воспоминаний о нем как об учителе музыке. Ронни так мало знала об отце! Понятия не имела, каких писателей он любит, каких животных. И даже под страхом смерти не назвала бы его любимого цвета. Все это не так важно и не слишком много значит, но иногда ее тревожила мысль, что ответов она никогда не узнает.
Из-за двери послышался плач Джоны. Значит, отец все ему сказал. Ей хотелось повернуть стрелки часов назад, до того момента, когда вылупились черепашки, когда в мире все было прекрасно.
Джона что-то яростно отрицал, отец его уговаривал. Ронни прислонилась к двери, жалея Джону и себя.
Что сделать такого, чтобы прогнать кошмары? Так хотелось стоять рядом с любимым парнем и счастливыми родственниками.
