Татьяна Туринская - Спроси у зеркала
Они сидели на скамеечке у самого забора огороженной огромной собачьей площадки. Бедолага Ронька страдал от деспота тренера, равнодушного к его бесконечному очарованию, выполнял короткие четкие команды с несчастным обиженным видом. Лариса наблюдала за ним, но незаметно для самой себя то и дело переключала внимание на мысли о прошлом и настоящем. Андрей сидел рядом и не пугался затянувшейся паузы, как когда-то в пору далекой юности. Поглаживал свое маленькое сокровище, свои два килограмма очарования с бантиком, и молчал. А может, тоже думал о чем-то, пытался разобраться в собственных проблемах? Так или иначе, а молчать вместе с Андреем Ларисе почему-то было очень уютно. Так естественно было сидеть вот так рядышком, и молчать, молчать, молчать, не ощущая от молчания ни малейшего неудобства…
Маленькая принцесса, лежавшая ранее свернувшись калачиком на коленях Андрея, вдруг сладко-сладко потянулась и вывернулась, подставив под его ласковые руки крошечное, почти голенькое пузико. Андрей засмеялся:
— Вот она, тяжелая собачья жизнь! Что тут еще скажешь! Между прочим, она тебя признала. Вот эта поза, брюшком кверху, у собак обозначает максимальное доверие к окружающим. Она обожает лежать на спинке, но раньше, когда ты была рядом, она себе такой роскоши не позволяла. Лежала вроде и мирно, но в любой момент готова была к отражению атаки — хоть и маленькая, а все равно защитница. А теперь признала — видишь, как расслабилась. У собак живот — самое уязвимое место, именно поэтому они и могут позволить себе лежать на спине только при условии абсолютной безопасности.
— Ну да, — улыбнулась Лариса. — Мне эта тяжелая собачья жизнь тоже очень хорошо знакома. И эта поза тоже. Твоя хотя бы маленькая, крошечная, а мой кабанчик вот так разляжется прямо в проходе кверху брюхом, а ты его обходи десятой дорогой, чтобы ненароком не разбудить. А то и в любимом кресле мамы Зольды устроится — фиг выгонишь. Такой разбалованный — ужас! Одно дело йоркшира баловать, и совсем другое — большую собаку. Далматин-то он тоже вроде как декоративный, но только благодаря шикарной своей окраске. А так-то — не малыш, не для баловства собака. Я его, конечно же, безумно люблю, но если бы ты знал, как я хотела йоркшира!
— Тогда почему не купила? Почему не настояла на своем? — удивился Андрей. — Для меня это так странно — любишь йорков, а покупаешь далматина.
— А что делать? Если у меня был выбор: или далматин, или вообще никакой собаки. Что бы ты выбрал?
— Я бы выбрал только то, что захотел сам. И никому не позволил бы решать за себя. Я тебя, Лариса, как-то не понимаю. Ты на самом деле такая инфантильная, или играешь какую-то странную роль? Ты ведь раньше такой не была. Или я тебя просто плохо помню? Или не понял тогда, в школе?
— Инфантильная? — возмутилась Лариса. — Да ты что? Да я…
И осеклась. А чем она может возразить, разве у нее есть какие-то доводы против этого утверждения? Инфантильная… Слово-то какое отвратительное, бесформенное, расплывающееся, как растаявшее мороженое. Инфантильная? А хуже всего в этом слове было то, что в эту секунду Лариса поняла, что только этим словом ее и можно назвать. С виду такая вся холеная, стройная, ровненькая, гордая. Красивая, как не устают в один голос повторять Валера и мама Зольда. А что у нее внутри? Кем она ощущает себя на самом деле? Кем?!
— Инфантильная… — расстроено повторила она. — Инфантильная… Какой ужас…
И она едва не заплакала, да вовремя вмешался звонок мобильного. А разве можно отвечать со слезами в голосе? Мама Зольда ведь перепугается за нее, начнет переживать, позвонит Валерику, прикажет ему немедленно отыскать ее, вернуть домой целой и невредимой. И Лариса взяла себя в руки:
— Да, мам Зольда! Ну а где же еще? Вон он, бегает. Ой, мам Зольда, видели б вы его сейчас! Бедненький, хвост поджал, ушки поджал… Ну конечно, это не мы с вами, тренером он не очень-то покомандует. Да, мам Зольда, конечно, домой, а куда мне еще деваться? Нет, не раньше, чем через пару часиков. Валере? Хорошо, мам Зольда, позвоню. Хорошо, прямо сейчас и позвоню. Да, хорошо. Пока.
Едва нажав кнопку отбоя, тут же набрала номер мужа, лишь коротким жестом попросив Андрея подождать еще минуточку.
— Валера? Как ты? У тебя все в порядке? Мне мама только что звонила, она очень о тебе беспокоится. Говорит, ты какой-то не такой вчера пришел. Ты уверен? Может, мне к тебе подъехать? Нет, я сейчас с Ронькой на тренировке, ты забыл? Не надо? Ну, как хочешь. Ты сегодня опять поздно? Хорошо, дорогой. Тогда до вечера. Целую…
Телефон безвольно повис на пестром шнурке.
— Лар, ну вот что ты делаешь? — возмутился Андрей. — Ты же только что ужасалась, во что превратилась. И тут же снова это делаешь!
— Что? — искренне удивилась Лариса. — А что такого я сделала?
— Ну ты же пляшешь под ее дудку! Ты сама разве этого не замечаешь? 'Да, мам Зольда, хорошо, мам Зольда. Буду, мам Зольда, как скажете, мам Зольда!' Как послушный новобранец перед генералиссимусом. Вот скажи — ты сама разве собиралась звонить мужу? Вот сейчас, в эту самую минуту собиралась?
Лариса неуверенно пожала плечом:
— Да нет, вроде, не собиралась…
— Тогда почему позвонила? Потому что 'мам Зольда' приказала?
— Да почему приказала?! — возмутилась Лариса. — Никто мне не приказывал! Просто попросила. Ей показалось, что у него какие-то неприятности, вот и попросила, чтобы я позвонила, успокоила его…
— А почему она сама не позвонила, если так волнуется о сыне? Ты не понимаешь, что и эта ее невинная просьба — звено той же цепи? Скажи мне, когда ты сама в последний раз принимала решение? Сама, без постороннего давления?
Лариса вскинулась было — как это 'когда'? Да она каждый день решения принимает с утра до вечера! Набрала в легкие воздуха, даже открыла рот для ответа. И вдруг осеклась — не приходило на ум ничего. Нет, наверное, это просто с памятью что-то стало, не может ведь быть, чтобы от нее ровным счетом ничего в этой жизни не зависело.
Андрей пришел на помощь:
— Ну вот, скажем, этот костюмчик ты сама выбирала? Костюм действительно бесподобный, тебе очень идет. Но ты скажи — ты сама его выбрала, сама решила купить?
Лариса покраснела. Этот костюм был куплен две недели назад, во время очередного рейда по магазинам в компании мамы Зольды. И именно она предложила ей померить этот костюм. Она же и решение принимала. Господи, неужели так и есть? Боже, как стыдно! Это что же, она стала такой рохлей?!
— Вот видишь, — не менее расстроено, чем она сама, проговорил Андрей. — Я именно это и имел в виду. Меня как-то насторожили твои рассказы о том, что собаку тебе не позволили купить ту, что ты хотела. Да и насчет детей решение, как вижу, не ты принимала.
