Его маленький чертёнок (СИ) - Коваль Алекс
– Дласте, дяденька!
Отец растерянно крутанулся, оборачиваясь, но руку мою так и не отпустил. Рыкнул:
– Уйди отсюда, ребенок!
Но не на ту напал. Доминика не подумала даже с места сдвинуться.
– Фу, как невезливо, – сморщила носик принцесса. – Бубля говолит, сто везливый человек всегда долзен говолить: здлавствуй, спасибо и позалуйста. А иначе это плямо моветун.
– Моветон, – кивнула я и прикусила губу, сдерживая рвущийся наружу смех. Второй рукой пробралась отцу за спину, цепляясь пальцами за его пиджак. Чтобы в случае чего, хотя бы на доли секунды, но задержать его.
– Деточка, моветон – это лезть в разговоры взрослых, когда тебя не спрашивают. А ну, брысь!
– Я вам не коска! – надула губы Доминика. – Вы злой!
– Это я еще добрый. Не зли меня, ребенок, пойти прочь к своим родителям. По-хорошему прошу!
– Не могу, – пожала плечами Доминика, сложив ручки за спиной. С диадемой на голове и царской осанкой, прогуливаясь неторопливо по номеру, подбираясь ближе к кофейному столику, на котором все еще тоскливо лежала памятная папка.
– Это почему это?
– Папочка уехал. И он лугается, если я хозу по отелю одна.
– Но сюда же ты как-то пришла? Как? – кажется, отвлекающий маневр на отца подействовал как нельзя лучше. Он уже и думать забыл про документы и отпустил мою руку, наблюдая за принцессой.
– Как-как?! Нозками! – топнула каблучком туфельки Ника. – Дяденька, вы еще и глупый, оказывается.
Господи, когда все это закончится, я ее расцелую и затискаю!
Я уже в открытую лыбилась, а отец зеленел, бледнел, краснел и, в конце концов, грозно рявкнул:
– Вон отсюда!
Я машинально вздрогнула и насупилась.
– Не рычи на ребенка! – зашипела на отца, а вот Нику совсем не проняло рычание Олега Георгиевича. Она подошла к нам и, задрав взгляд снизу вверх, с ангельской улыбкой пропела:
– Кто последний, тот дулак!
– Что это значит?!
Но ответом отцу послужил удар маленькой проказницы каблуком в ботинок.
– У-у-уй! Дьявол! – скрючился папа с выражением вселенской боли на лице, скача на одной ноге.
– Вообсе-то я челтенок! – возразила дерзкая мартышка.
– Ника, хватай и беги! – крикнула я, и мелочь, подорвавшись с места, хватанула со стола папку и ураганом, шурша платьем и стуча маленькими каблучками туфелек, полетела вон из гостиной.
– Стой, мелкая!
Отец попытался рвануть следом, но я на чистых рефлексах, мертвой хваткой вцепилась в его пиджак. Притормаживая, отодвигая в сторону и уворачиваясь от взмаха его грузной руки, когда он, запнувшись, чуть не повалился на диван, а я резко рванула в сторону вазы. Долетев в один размашистый шаг и схватив ту тяжеленную бедолагу, хорошенько этой глиняной штукой приложила по спине “любимого папеньку”. Ваза скатилась, упала на мраморный пол и с обжигающим сердце треском раскололась. Сыплющий проклятиями Олег Георгиевич, пыхтя, на считанные мгновения потерялся в пространстве и схватился за спину, красный, как рак, вереща:
– Мерзавка! На собственного отца подняла руку!
– Надо было уходить по-хорошему. Па-по-чка! – бросила я.
Крутанулась, подхватила подол платья и побежала следом за ребенком, путаясь в длинной юбке и шатаясь на каблуках, как заправский пьянчужка, чуть пару раз не навернулась. Едва ли не кубарем вылетев из гостиной, заметила, что Ника схватила стоящий в углу скейт. Мелочь на всех парах, в платье и с папкой под мышкой, вскочила на доску и вылетела в коридор, помчалась, шелестя колесами по мраморному полу, куда глаза глядят, прокричав мне:
– Фиса, догоняй!
Мое сердце бухало в груди, а на лице, как приклеенная, сияла дурацкая улыбка. Хотелось взять и расхохотаться: громко, заливисто и от души! И я обязательно вернусь к этому шкодливому желанию. Но позже. А сейчас позади уже слышались тяжелые шаги опомнившегося родственничка, пыхтение, ворчание, и все эта звуковая какофония становилась ближе. Я, сделав глубокий вдох, снова задрала юбки, закатывая глаза, и прибавила скорости.
– Стой! Анфиса!
– Угу.
– Вернись, кому говорю!
– Ага, уже бегу!
Юркнула в открытую дверь, вываливаясь в коридор. Проскользив туфлями по полу, чуть не налетела на Флоренцию, которая скомандовала:
– Беги отсюда! Живо!
Бежать, так бежать.
Спринтерский марафон еще не завершен, финиш далеко, подхватываем подол и перебираем отсюда ногами, дорогуша.
Только далеко уйти не позволило любопытство. Я припустила вперед, а уже буквально через пару-тройку метров услышала жутчайший грохот и насмешливое:
– Олег Георгиевич, какая встреча! А что ж вы сразу в ноги-то падаете?
Я удивленно притормозила, обернулась, судя по всему, Флоренция поставила отцу подножку, и тот, вылетая следом за мной из номера, в прямом смысле слова пролетел по коридору, в данный момент распластавшись на полу.
Ох, жестоко!
Но, черт побери, никто не давал ему права нас с чертенком обижать! Будет знать, как связываться с женщинами семьи Нагорных! Это вам не тепличные ромашки, а самый что ни на есть боевой отряд!
– Флоренция, сколько лет, сколько зим! – съязвил отец, а я, не теряя времени, воспользовавшись организованной мне Фло форой, снова срываюсь на бег, догоняя завернувшую за угол на скейте Нику.
Поворот.
Еще поворот.
Платье, чертово, мешает! Туфли по полу скользят!
Куда бежать-то?!
Лифты!
Мы с Никой переглядываемся, она на добрый десяток метров впереди меня, но, просчитав свои возможности, понимаем, что заскочить в них не успеем, за спиной снова шаги и снова грузная тучная погоня.
– Что, неужто уже убегаете, Олег Георгиевич?
Нет, лифты точно не вариант. И тогда мы решаем юркнуть в маячившую впереди служебную дверь. Ника отбрасывает скейт, и мы на всех порах влетаем в…
Бассейн!
Растеряно оглядываемся, куда дальше, замирая около огромной чаши в шесть полос, когда за спиной, грохнув об косяк, открывается дверь и залетает отец. С видом разъяренного быка таращится на нас, как на красную тряпку, разве что пар из ноздрей пока не валит.
– А ну, стоять! Обе!!! – разносится эхом по огромному залу злющий голос отца. – Отдай сюда немедленно документы, ребенок!
– Не отдам.
– Тогда я сам их заберу!
Граф рванул вперед на Нику, которая стояла у самого бортика, прижимая к себе папку. Ни тени испуга на лице малышки, хоть я и бросилась отцу наперерез. Но тут случилось неожиданное. Он проскальзывает на мокром полу. Размахивая руками, как крыльями, прокатывается по скользкому полу с криком и ужасом в глаза. А мелочь, не растерявшись и захохотав, в последний момент отскакивает. Его злейшество Олег Георгиевич Граф со всей дури влетает прямо в костюме и ботинках в бассейн, поднимая фонтан брызг и ор матов. Только шумное “пдыщ!” и вышедший “из берегов” бассейн.
Мы с Никой переглядываемся и дружненько отбиваем “пять”, когда отец выныривает, принцесса гордо заявляет:
– Патамушта нильзя нашу Анфису обизать! Вот!
Мы выбегаем обратно в коридор, не дожидаясь, когда папочка-ихтиандр очухается, и налетаем в коридоре на Рому, который, взмыленный и с глазами по пять рублей, хватает нас за руки и тащит за собой:
– Опаздываем, девочки! Флоренция?
– Бегу, родной. Бегу!
– Что у вас тут происходит? Что за крики, грохот? Вы чего обе красные, как после спринтерского забега?
– Длинная истолия, дядя Лома, – крутится юла на месте.
– А ты почему еще здесь?
– В офисе задержался, у меня есть для тебя новости, Фис. Но для начала давайте доедем до отеля, иначе нас ваш Нагорный порвет на лоскутки. Он уже мне весь телефон оборвал.
– Ой, а я сумочку забыла…
– Ничего. Она тебе не понадобиться.
Я приглаживаю пару выбившихся из прически прядей, которые делают творение парикмахера только лучше, и молча радуюсь, что у меня на голове тонна лака для волос!
Вот это мы устроили папочке “взбучку”! Надеюсь, после такого фиаско он надолго запомнит, что к нам лучше не соваться? А то ведь мы можем и показательный урок преподать!
